Ходящая по снам. Юлия Зубарева
да случай помог. Вот и Василию поможем, как новенький станет, а Сергей Афанасьевичу ты его покажи утречком. Мое-то леченье долгое, а там, может, уколов понатыкают – и восстанет наш Финист ясный сокол. Будет опять горькой беды свои заливать.
– Завязал я, – ответил прислушивающийся к разговору дед. – Слово дал и держу. Слово мое кремень!
– Дал, взял. Молчи уже, вашей лавке голоса не давали. Пропил все здоровье, а теперь квохчешь, девка тебя на закорках таскает.
– Зря ты, баб Мил. Василь Акимович мне первый помощник, без него у меня наяву ничего бы не было. Дом весь на нем, достаток, благополучие, в съемках он один и участвует. Милку после твоей смерти сохранил, не дал пропасть, – как последний аргумент использовала Лиза.
– Ну если только Милку сохранил, – недоверчиво поглядела на притихшего деда знахарка. Потом вздохнула и показала кулак Василию. – Гляди у меня, опять за рюмку схватишься, я тебя с того света достану. Чтоб девок моих не обижал, старый пропойца.
– Да завязал он, правда, – продолжала защищать Василия сновидица. – Честное-пречестное, да и некогда ему, правда, дед?
– У нас план горит, надо до конца месяца еще видосов накидать и донаторов подтянуть, а вы: пропойца, алкоголик. Я, может, только жизнь новую начал, человеком себя почувствовал нужным, – прокомментировал больной с веником на спине.
– Лежи уже, человек. Оставляй его, Лизавета, до завтра у меня. Сам проснется, как время придёт. Про книжку опять забыла? Сама уже могла бы людей лечить, если б не ленилась.
– Я все помню. Вот сейчас Лексей Боровичу поможем, и буду опять рецепты учить.
– Добралась до старого? Спит, поди, в пне своем проклятом? Говорила ему, выкинь трухлю, а он вцепился, пока чернота не завелась. Ну, этот разговор не для чужих ушей, завтра заходи, все расскажешь по порядку. А ты там не шевелись, растопырил уши волосатые, сказано было лежать – вот и лежи.
– Дык, я вроде и не чужой, – прошептал дед.
– Не чужой, – подтвердила, в очередной раз вступившись за него, Лиза. Мне дед Василь позарез как нужен в этом деле. Милкино молоко надо, а она меня к титькам подпускать отказывается. А там дерево погибает, сама ж знаешь.
– Не оставил эту затею лесовик. Ну, если так доверяешь, то конечно, дело твое. Осторожней надо с людьми, у кого рот не закрывается, – опять зыркнула на Василия бабка.
– Да говорю, завязал. Сколько можно повторять-то? Хоть ты, Лизка, ее убеди, неверующую.
Лиза только рукой махнула, похоже, старые друзья могли препираться всю оставшуюся ночь. И не надоест же им. Села на лавку и рассказала все по порядку. Про лес, загаженный рядом с деревней, про спящего лешего, про кошмар, что в пне поселился. Елочки новорожденные описала и мертвый дуб. Только про козлят забыла, но они к делу не относились.
– Вот оно как. Лешего-то в наших краях давненько никто не видел. Я уж думал, брешут все. В детстве мы без краюхи хлеба и на опушку не ходили, а сейчас кому надо помнить, стариков и не осталось совсем, – задумчиво из-под веника прогундел дед Василь. – Надо помочь лесу. С Виталей поговорю.