Тихий гул небес. Ольга Толмачева
мной порядок, мил человек, и ты пример бери. У меня голова всегда на месте.
– А зачем тебе твоя трезвая голова? Годна только мораль читать. Сдается мне, папаша, не ведал ты в жизни чувства лихого, большого. Не иначе, разум мешал. Других тебе не понять. Не посочувствовать…
– Тебе – здоровому бугаю?! Сострадать? Сочувствовать? Пахать тебе день и ночь надобно, а не на судьбу жалиться. В церковь ходи душу облегчить, коли нет мочи. Смотри-ка! Раскис, либерал! Живи в тонусе, помня про судный день.
– К священнику?! Ну уж дудки!
– К Господу нашему Иисусу Христу, а не к священнику! – загромыхал дед, багровея.
– Что за люди! – вдруг застонал Савелий, обхватив голову руками в жгут. – И любят, кажись, и Бога боятся, слова праведные Христовы с чужих уст копируют, в душевных помыслах следуя за Всевышним. А сердца ледяные, каменные. Злыдни – ни слова целебного молвить, ни взглядом приласкать. Что ты орешь, дед? На храм киваешь, а сам через слово стращаешь судом, грозишь божьей карой. Все едино тебе, без разницы: что человека в лагерь на воспитание отдать, что в лазарет, что к попу на проповедь. Душонка мелкая, черствая у тебя, дед, и холодом, как от могилы, веет. При жизни – покойник!
Савелий смачно матюгнулся.
Повисла тягучая пауза. В кустах веселился скворец.
– Я так скажу, мужики… Мир и любовью, и ненавистью дышит, – робко произнес Семен. – Только любовь пострашнее зла будет.
– Почему же? Нелогично, – откликнулся Петька, нехотя возвращаясь в реальность.
– Зло явно и в глаза бьет, а любовь глаза зАстит. Привяжешься к человеку, корнями в него прорастешь, – свою душу загубишь.
– Любовью человек расцветает, – слабо возразил ему Шурик.
– Расцветет-то он точно, не сомневайся.
– Только всякий расцвет ведет к упадку – диалектика. Все пройдет, как с белых яблок дым. Писец, одним словом, – подытожил Савелий.
– Влюбишься, словно бы простуду подхватишь. В крови опасный вирус, бродит, мечет искры, высекает огонь. Разносит лихорадку по телу.
– Градус поднимает, – хихикнул Петька и подмигнул Шурику.
– Любовь – сука. Сгубит на корню, срубит. Человеческий облик отнимет.
– Душа влюбленного желает и летать, и галлюцинировать. Одним словом, попадет дурная башка в зависимость, захиреет. Все известно. Обо всем написано. Читайте классику, малыши, – С превосходством, доставляющим ему явное удовольствие, Савелий широко улыбался, свысока посматривая на благодарно внимающих слушателей.
– А нам и в библиотеку ходить не надо. У нас свой пример имеется, – сказал Шурик и кивнул на Дрона. – Живой классик-наркоман. Стоит, стучит лопатой.
Пыхтя, стреляя острые молнии в сторону Дрона, мужики примолкли.
От злых слов Савелия старик ослаб, схватился за сердце. Краем глаза увидел, как по равнодушному и невозмутимому лицу сторожа внезапно пробежала нервная судорога. Сжав челюсти, сглотнув слюну, Дрон усилием воли подавил волнение.
Ситуация неопределенности тяготила Василия Ивановича. Все сильнее распирало