Этюды об Эйзенштейне и Пушкине. Н. И. Клейман
по швам. 55а. Кондуктора делают руки по швам.
56. Кр[упно]. Гилеровский щурит глаза. 56а. Группа покрытых брезентом.
57. Пушка (заменить).
58. Нок-мачта (где висели).
59. Из борта фыркает пар.
59а. О[бщий] в[ид]. Броненосец на тихой воде и ярком солнце.
60. Андреевский флаг чуть колышется.
61. Группа чаек над тихой водой проносится. [61а. Орел на носу броненосца].
62. Скачут дельфины.
63. Поверхность брезента, панорама на ноги покрытых.
63а. У караула дрожат ружья.
64. Кр[упно]. В кадр поднимается голова Вакулинчука, [он] смотрит, кричит:
65. „Братья, отчего вы нас покидаете?“
66. Мачта.
67. Пушка (заменить).
68. Флаг бешено трепещет на ветру.
69. Ср[едний план]. Офицер нагибается, смотрит.
72. Гилеровский гневно командует.
73. Караул поднимает ружья.
74. Лица караула сжимают брови и скулы.
75. Караул резко опускает ружья (без лиц и мельче 73).
76. Дельфины скачут.
77. Кр[упно]. Гилеровский.
78. Гилеровский бросается и выхватывает у одного из караула [винтовку].
79. Матросы у башни разбегаются.
80. Вакулинчук вскакивает на орудийную башню, кричит»[31].
Присмотримся к кадрам, выбранным для «роста напряжения» (саспенса) перед командой на расстрел.
Пушка броненосца – первый признак принадлежности корабля военному флоту (Эйзенштейн недоволен этим мотивом и сразу в скобках помечает необходимость его замены)…
Нок-мачта – будто виселица: немного раньше по действию на палубе одному из пожилых матросов, после угрозы командира вздернуть бунтовщиков на рею, привиделись пятеро повешенных[32].
Вырывающийся пар из борта – знак находящегося под предельным давлением корабельного двигателя.
Общий вид замершего на море броненосца – образ оцепенения (кадр 59а сразу был пронумерован с литерой, видимо, потому, что снять такой кадр можно было только с помощью макета)…
Едва колышащийся Андреевский флаг – символ военно-морского флота России – безвольно висит в следующем кадре, приклеенном встык…
Чайки, вьющиеся над водой, согласно древнему поверью, были воплощением душ погибших моряков.
Дельфины, выпрыгивающие из воды, благодаря античному мифу об Арионе, воспринимаются как спасители тонущего в море человека.
Ни один из этих мотивов не остался в окончательном монтаже – дельфинов даже успели снять в открытом море, но в фильме их нет.
Сравнивая намеченные кадры с попавшими в фильм, можно прежде всего заметить, что Эйзенштейн как будто отказывается от «внешних» символов (чайки, дельфины) и остается в пределах тех мотивов, которые прямо причастны к месту действия (кораблю) и к трагической ситуации на юте.
Но мало этого, он отбрасывает также пушку (с самого начала вызывавшую сомнение), нок-мачту и раскаленный машинный пар (связанные с ситуацией расстрела ассоциативно), сокращает безвольно
Оригинал: РГАЛИ, 1923-2-8, л. 4. Цит. по: ИП. Т. 6. С. 51–52. Кадр 61а был вписан в машинопись и затем вычеркнут.
Вероятно, Э. использовал в этом кадре «призрак» пятерых повешенных неслучайно – в 1925 году в СССР широко отмечалось 100 лет со времени восстания декабристов, пятеро руководителей которого были повешены по повелению императора Николая I.