Снег и пепел. Дарья Коробкова
Она проводит деревянной расческой по мужским, сухим локонам. Между ними тишина, но тишина спокойная, умиротворенная и ласковая.
– Смотри кто идет, – тихо вопрошает Велес, открыв глаза с легкой ленцой смотря в сторону новоприбывших гостей. – Злые какие.
В нотках голоса она слышит язвительность броскую, хлесткую и сама не может не согласится с ним. Сварог мрачнее тучи, разодетый в свою одежду для работы кузнеца, а рядом красавица, но насквозь прогнившая жена Лада.
Молниями громкими подлетают к болтающим о новостях заморских, Ярило и Хорсу. Краем уха Макошь ловит крики громкие, бранные речи грязные, а сама продолжает расчесывать волосы колтунами запутанные на голове Велеса. Она чувствует, всем своим нутром божественным как ему хорошо, как ловит он спокойную волну жизни, закрыв глаза и наслаждаясь.
Да и Макошь сама, ласкова водя расческой деревянной, мурлычет от удовольствия, поймав странно простое счастье в этом действие.
– Где она?! – возопила Лада, источая гнев древней силы.
– Закрой свой рот, она вольна быть где угодна! – вторит ей голос мужа.
Он поворачивается, смотрит на неё из не подстриженной челки, колтунами забитая тоже и улыбается. Макошь приподнимает бровь недоуменно, молча вопрошая что не так.
– Давай, чтобы у нас не было так.
Макошь смеется, не решая продолжать разговор об этом, соглашаясь с ним. Знает прекрасно жизнь нелегкую жизнь чужих семей богов, понимает и позицию Велеса, что не ровно дышит к ней.
862 год нашей эры.
Явь рассеянный дымок ранним утром появляющийся после морозов. Дымок слабый, беспросветно серый и унылый. Духи беспокойные оседают в корнях вечного дерева, рассыпаются дымом.
Правь трещит звоном оружия металлического и доспехов крепких. Беспокойные боги, значит беспокойные люди, таков порядок древний.
Чужеземцы, вздумавшие прийти и учить жизни, посмевшие порядок вековой нарушить, переполошить и людей, и богов. Чужеземцы, посягнувшие на древние основы речей и букв, глаголющие о какой-то благой вести.
Любой бы из богов вздыбился быком рассерженным!
Они восседают в покоях своих, одной из тысяч покоев что расположены в Прави для богов, желающих остаться на подольше, а не возвращаться в свои царства, в свои стихии. Шелковые простыни на большой кровати, заморские, привезенные из Греции и скромного вида стены, напоминающие о былой жизни и балкон с роскошно вырезанными перилами.
– Иноземцы проникли, – шепчет Мара, дотрагиваясь кончиками пальцев до лица мужа, проводя ладонью.
Её любовь жгучий холод, морозный треск поленьев и кровь первой охоты. Его любовь тленность бытья, запах ссохшихся гортензий и старых могил где лежат останки мертвых предков.
– Да.
Он в потолок смотрит про все случившееся думает, анализирует чтобы четко понять. Морена правда отвлекает, пальцами морозными касается рубашки. Гниль