49 оттенков индигово-сиреневенького. Айрин Мацумото
мешок. Короче, обычный нишевой накопитель стирки.
Полминутки тупила у мешка, сражаясь с желанием понюхать. Вызванном мыслью, что мне вот сейчас надо кинуть… наше бельё обниматься в пакете. И что в пакете будет пахнуть – нами.
Ну, и тупила, изобретая и отбрасывая объяснения, зачем.
Хотя по сути – просто хотела, как любая лесная зверуха, узнать, как он пахнет. И в общем-то, всё. Без особого желания выяснить биохимическую совместимость и как часто он меняет носки с трусами.
Вот не скажу, сдержалась или нет.
Ладно… не сдержалась. Поняла, что зря, когда от запаха нахлобучило мозг так, что потянуло в ванную помыться. То есть – хер на приличия, – возлюбиться.
Стало стыдно. Сцепила зубы и пошла на кухню. Выперев на первое место голод.
На кухне было пусто. Только подсвет под шкафами горел намекающее в сторону холодильника.
И да, кстати. Про типовой деревня-хайтек вы сейчас в курсе. А мне тогда кухня из лиственных досок с бронзовой фурнитурой и коваными столешницами, куда вписаны плита, раковина и холодильник, показалась сказочной.
Но истинное, до перехвата дыхания от ужаса с восторгом, ощущение сказки грянуло, когда я открыла дверку холодильника.
Поясню.
Месяц до этого я жила не впроголодь. Впроголодь, когда я растягивала последние деньги, было два месяца как.
И я… сдерживалась, чтобы не копаться в помойках. Сдерживалась, чтобы не украсть хлеб в магазине. И даже не смотрела на магазины.
Когда тётка по выходным звала попить чаю – с трудом сдерживалась, чтобы не сожрать все печеньки. Хотя они были, в общем-то, всей едой. Пара печенек два раза в неделю. И ещё случайное что-нибудь.
Спала по 12 в сутки. От голода. А остальные 12 – уезжала уже наугад, а не в центр. И ходила с плакатиком «Я не говорю, но всё понимаю. Ищу подработку без оформления. Учусь очень быстро». И тыкалась с ним везде. Во все магазины, парикмахерские, столовые.
Последние две недели, как гниль из почек в лёгкие пошла, давило понимание, что мне надо поесть и отлежаться. Иначе – всё. А в больницу – нельзя, потому что я – в розыске. Уже запретила себе официальное трудоустройство. И надо продолжать держаться.
Я уже даже начала соглашаться с мыслью, что честных приличных вариантов такому задрипаному чудищу, как я – не видать. Ну, пару раз, например, меня слали обратно в детдом. А один раз в шутку послали на трассу распугивать дальнобойщиков, желающих проститутку. Не в лицо. Просто друг другу сказали. Громко и при мне.
Хорошие люди тоже попадались. Но никто не понимал, почему я не хочу оформиться. А это был первый месяц Империи. И всем было очень страшно косячить.
Из одной столовки не совсем серьёзно послали в центр, куда ушла повар и вроде как набирают на стажировку с испытательным всех. И я – поехала. Больная и с соплями. И меня с порога послали лечиться. Это – как я оказалась на той остановке.
Собственно, последние две недели умереть-то было уже не страшно. Я с самого начала, как убила Сергея, догадывалась, что не выберусь. Мне просто было