Большой космос маленького человека. Юлия Камская
Смеялся другой – низкий и толстый, смеялся над нами, а тот, другой, хотел понять. Я подошла к двери, на полу валялась стружка и мелкий сор – доказательство, что он был здесь. Повертела головой по сторонам. Люди входили и выходили из столовой, но мне не нужно туда. Зашла к Раисе Васильевне.
– Где он?
Раиса Васильевна посмотрела на меня.
– Кто? – спросила удивленно.
– Он! Где он! – я не знаю, как объяснить. Мне много раз говорили, что нужно запоминать имена, но я запоминаю лица, а имена приходят потом, позже, когда привыкну к человеку.
– Да кто он? – злится Раиса Васильевна.
– Он! Он! – и вдруг осознаю, что она не понимает меня. Мое отличие от Сони незначительно. Я владею словами, но не могу передать их смысл. Я чувствую отчаянье как тот кит. Отчаянье одиночества, что меня не слышат. Собственный голос поднимается наружу, звучит громче, чем хотелось бы:
– Океан – живой? – спрашиваю я её. Мне очень нужно знать ответ сейчас, немедленно. Эта нетерпеливость вызывает внутренний зуд, не могу стоять на месте, хочется крутиться.
Раиса Васильевна смотрит на меня непонимающе. Что-то блеснуло в ее глазах – тревога или страх? Рука потянулась к телефону и повисла, не сняв трубки – за спиной послышался звук открывающейся двери и сразу же:
– Раиса Васильевна, в коридоре пол грязный.
Не оборачиваюсь – незачем. Я знаю этот голос, это – Андреев Андрей Андреевич. Он главный врач в нашей школе. Он знает всех, кто в ней учится. Но я знала Андрея Андреевича еще до школы, когда мама привела меня к нему на осмотр. Тогда он еще не работал здесь, мы приезжали в больницу. Мама считала, что я – больна. Мне было шесть лет, и я хорошо запомнила, что в тот день сказал Андрей Андреевич:
– Давай дружить!? – предложил он. Я сидела на кушетке, рядом была Нэнэй. Моя рука в ее руке. В кресле возле стола сидела мама, она смотрела на Андрея Андреевича.
– Не хочет, – сказал Андреев маме про меня. Улыбнулся, сделал выводы и продолжил осторожно, словно предугадывая, какая реакция последует: – Определенные черты наблюдаются. Тесты выполнены неплохо, интеллект сохранен. Слабый зрительный контакт, обращенную речь не всегда понимает…
– Она это специально делает, – ответила мама, перебив врача. – Очень капризный ребенок, постоянно кричит, если что-то делаешь не так, как хочется ей. А ей ведь нам скоро семь исполнится. Я устала от этого визга, – рука ее дотронулась до виска, но это было не истинное движение, спровоцированное усталостью и непониманием, а скорее удачный жест, подчеркивающий хрупкость уязвимой женщины.
– Да… – растерянно сказал Андреев, пытаясь восстановить оборванную словесную нить. – Но ведь Азалия кричит не потому, что ей что-то не нравится, а по другим причинам.
– Каким?
Он усмехнулся, будто у него спросили ответ на загадку, которую прежде никто не разгадывал.
– Никто не знает, – пожал плечами. – Взрослый человек может объяснить, почему у него,