Волны идут. Полина Полежаева
выцвели и оставили после себя лишь мутные цветные силуэты.
Сделав было несколько шагов к ступеням церкви, Глеб остановился. Опьяненный радостью, он не сразу понял, что площадь полнилась тихой музыкой, которая неслась с веранды одного из домиков. Пышный плющ карабкался по балкам навеса и, цепляясь тонкими усиками за каждый выступ, поднимался до самой крыши. В его тени сидел человек и медленно покачивал головой в такт музыке. Отзвучали и стихли финальные аккорды, и незнакомец, взглянув прямо на Глеба, поманил его рукой.
А того вдруг одолело нестерпимое желание убежать с этой площади, из этого ненормального города, забиться куда-нибудь в гущу душного леса и навсегда забыть все то, что он сегодня видел. Но тут человек снова помахал рукой со словами:
– Юноша, не стойте, как вкопанный, подойдите!
Дребезжащий, но достаточно громкий голос с раскатистым южным акцентом явно подсказывал, что тот, кто укрылся в тени лозы, был очень стар. Ступив под зеленый свод, Глеб смог, наконец, рассмотреть хозяина. Тот казался совершенно бесцветным, будто даже прозрачным и напоминал рыбину из пустого дома: с мутными глазами и ртом, давно лишенным губ. На коленях у старика лежала газета.
– Добрый день, – с трудом произнес Глеб.
– Вечер, если быть точным. Уже половина девятого, – незнакомец уперся в него немигающим блеклым взглядом, а на лице его появилось подобие улыбки.
– Меня зовут Глеб Марков, – продолжил гость, не зная, с чего начать разговор, которого он искал с тех самых пор, как очнулся на пляже.
– Франческо, – ответил старик. Странно, но появление Глеба, грязного, в рваной окровавленной рубашке и с бусами, все еще обмотанными вокруг руки, совершенно его не удивило.
– Франческо, прошу вас, – Глеб подался вперед, хоть и чувствовал себя неловко под неподвижным взглядом. – Я очнулся на пляже несколько часов назад… Наверное, утром. Я не знаю… не знаю, как оказался здесь, должно быть, это какая-то ошибка…
– Нет, не думаю, что это ошибка.
– Вы что-то знаете? Что это за место? – кровь прилила к горячим щекам Глеба.
– Думаю, ты и сам прекрасно знаешь, из-за чего здесь оказался.
– Я… Нет, откуда же мне знать?
Франческо вздернул по-стариковски густые белые брови и протянул ему газету. Поля были сплошь исписаны от руки, мелкий почерк рябил в глазах. Это был испанский? Итальянский? Глеб никогда не увлекался языками, к тому же взгляд его приковала фотография на первой полосе. Хорошо знакомый фасад здания, аккуратный ряд коробов в арках второго этажа… Огромная трещина, поднимающаяся от самой земли, будто одинокий побег плюща. И больше ничего. В пустых, лишенных стекол окнах – лишь серое небо. От Академии художеств осталась одна единственная стена.
«Ошибка во время подземных работ на территории лондонского метрополитена привела к трагедии», – прочитал Глеб. – «В результате аварии произошло обрушение сводов служебных тоннелей, из-за чего квартал между улицами Пиккадилли, Саквилл-стрит и Олд-Бонд почти