Крещение. Иван Иванович Акулов
мимо и все еще после бегства державший в руках свою пилотку.
– Надень пилотку-то, – сказал комиссар. – Или еще собрался бегать?
Боец надел пилотку, осадил ее и, подняв на комиссара глаза, не увильнул под его пронзительным взглядом:
– Пуганые теперь, товарищ комиссар, больше не вздрогнем.
От того, как боец усадисто надел пилотку, от того, как он спокойно, с глубоким вздохом сказал: «Пуганые теперь», на сердце Комиссара отошло, полегчало: «Может, и к лучшему – вроде примерка была». Затем, обходя позиции рот, Сарайкин все больше и больше успокаивался: бойцы сами посмеивались над своей растерянностью, вышучивали один другого, скрывая за этим сознание своей вины, своего стыда и осуждение. «Надо сказать командирам, чтобы все это обошлось без ругани», – подумал комиссар, когда подошел к нему с бледным и опрокинутым лицом майор Коровин.
– Опозорились, комиссар. Не знаю только, кто будет расплачиваться.
– Так уж и опозорились?
А к командиру полка собирались люди. Первым пришел командир второго батальона капитан Афанасьев.
– Афанасьев явился, – доложил он и полез в карман за мундштуком.
– Ты веришь этим, из сторожевого охранения? Они действительно видели немцев?
– Лейтенант Филипенко докладывал. Противогаз же немецкий подобрали. Как не верить?
– Пошли связного, пусть вызовет тех, кто видел этих самых немцев. Опрошу их.
– Их двое было, товарищ подполковник. И один убил другого. Который убил, его взяли особисты.
– Как это могло случиться, Афанасьев?
– А кто их знает… Я не разбирался. Особисты скажут. Один якобы пошел к немцам, а другой подорвал его гранатой.
– Как фамилия живого?
– Охватов, товарищ подполковник.
– Охватов, Охватов… Погоди! Помнится, что-то было с ним. Там еще, на месте.
– Не помню.
– Ничего ты не знаешь, капитан. И людей своих не знаешь. Перестань играть мундштуком – я уж, по-моему, говорил тебе об этом.
– Курить отвыкаю. Вот и балуюсь, как дитя. Сам знаю, нехорошо. – Капитан Афанасьев жалко улыбнулся, и все маленькое, детское личико его сбежалось к носу.
Заварухин глянул на своего комбата и невесело подумал: «Ему бы внучат нянчить, а не батальоном командовать…»
Часа через два полк ротными колоннами по двум параллельным дорогам выступил на запад. Тылы, отягощенные набранными в разбитых вагонах продуктами и снаряжением, поднялись позднее. Бойцы, наевшиеся под завязку говяжьей тушенки, масла и шпика, набили съестным свои заплечные мешки и шагали бодро. О пережитой бомбежке, которая для любого могла окончиться трагически, вспоминали с улыбкой умудренных. Не ведая завтрашнего, каждый считал себя окрещенным огнем войны, бывалым.
Подполковник Заварухин в сопровождении начальника штаба и трех связных верхами обгоняли бодро шагавшие роты. Неприятная встреча с генералом забылась, но осталось желание быть деятельным и неуклонно идти навстречу опасности. Повеселевшие,