Чокнутая будущая. Тата Алатова
Иванович, бог шаурмы нашего рынка, встретил меня с распростертыми объятиями.
– Славушка, девочка, – бархатно замироточил он, – красавица моя жгучая, ягодка моя сладкая, ласточка моя вороная, проголодалась, милая?
Я охотно расцеловала его в обе щеки.
Здесь, в пропахшей луком и пряностями кафешке, прошла половина моего детства. Бабушка оставляла меня с Гамлетом Ивановичем, когда ей требовалось отлучиться по делам, я ревела над его сладостями, когда меня дразнили в школе, и с ним же мы проводили бабушку в последний путь, намертво сцепившись ладонями.
У них был какой-то невозможный куртуазный роман: он угощал ее виноградом, а бабушка его – помидорами со своего огорода. По утрам они подолгу пили кофе из крохотных чашечек и курили длинные ароматные сигареты, по воскресеньям он приходил к нам на пироги.
– Это, стало быть, – Гамлет Иванович сграбастал Антона в могучие объятия, – твой муж?
Он дулся на меня целую неделю из-за того, что я не позвала его на бракосочетание с Алешей. Напрасно я убеждала его, что это тестовая свадьба, первая, не стоит преувеличивать ее значимость. В итоге клятвенно пообещала, что в следующий раз Гамлет Иванович обязательно станет моим посаженым отцом. На том мы и примирились, выпив домашнего терпкого вина и закусив его мандаринами.
– Его брат. – Антон, не готовый к столь радушному приему, ужом вывернулся из южного гостеприимства и огляделся.
– Тоже хорошо, – пророкотал Гамлет Иванович, чмокнул меня в макушку и скрылся за ширмой, спеша побыстрее накормить свою ягодку и ласточку.
Кафешка была пластиково-дешевая, зато чистая и очень яркая. Гамлет Иванович был космополитом, и позолоченные статуэтки будды соседствовали с индийскими слонами, дагестанские ковры конкурировали за внимание с армянскими пейзажами.
– Любопытно, – пробормотал Антон и неуклюже опустился в кресло, утонув в подушках. – А где меню?
– На улице. На вывеске. Шаурма, шашлык, пиво – так там написано.
Я фигурно изогнулась на своем стуле, мимолетно проверив, не потеряла ли пион по дороге сюда. В кафешке были только двое работяг, погрузившихся в политические споры под пиво, и официантка подмигнула мне, не отвлекаясь от сериала в своем телефоне.
– А вот, – я указала на большой, но, увы, неумело нарисованный портрет, который некоторые недоброжелатели даже именовали мазней, – изволь познакомиться. Моя бабуля.
Антон внимательно посмотрел на изображение смуглой женщины со смахивающим на баклажан носом и такими густыми бровями, что казалось, будто они вот-вот захватят мир. Гамлет Иванович сотворил сие произведение антиискусства в приступе тоски, и я очень уважала это стихийное проявление чувств.
– А где дедуля? – спросил Антон.
– Почил до моего рождения. В нашей семье первые мужья особо не задерживаются. Кто в могилу, а кто в бега. Поэтому мы их подолгу при себе не держим. Из милосердия.
– И какой срок ты отмерила Лехе? Как карты лягут?
«А это, милый, может зависеть от тебя», – едва