Сначала было Слово. Благословленному. Velikaya Lives Lui Braun
скользнула по щеке,
Хрусталиком лежит,
Глаз океан окаменел,
Застыл, не плещет, не дрожит.
Что даже рябь не тронет эту гладь,
Зыбучего болота гать,
Ни колыхнется топь,
Ни дать, ни взять,
Как есть, случилась с ней напасть,
Одной ногой уже ступила в мир иной,
Ослабла, упускает власть
Руки иссушенная кость,
Трясется слабо, словно трость
В кисти дряхлеющей старухи,
Ослабли члены, ноги, руки…
Озлобленный прищур метает злость.
В душе метель, все закоулки, уголки,
Покрыли иглы колкие ванили,
Опутали кристаллами, пленили…,
Под слоем вырытых морщин
Лица не увидать,
Ни распознать ее, и не признать.
Ни слез, ни чувств…,
Не узнана никем.
Распущенные лепестками льда
Огромные охапки хризантем,
Их лепестки – белковый пышный крем.
Воздушным контуром лег шман,
Подчеркнут бренных дней обман,
Сумел, ввел в заблуждение цыган,
Пленил гагатом жгучих глаз,
И птицей певчей напоказ,
Свой завершающий полет,
На острый шип бросаясь грудью,
В кустах терновника поет.
Озябшая, промозглая совсем,
Ладонями сама себя объяла,
Пролито в них грудное молоко,
В руках вместилось озерко.
Пузырной патоки вскипает мутный лед,
Фестоны корда тонкие плетет,
Лавиной из стекла ползут к лицу,
Ажурным изразцом к венцу,
Крадется смерть под саван мертвецу.
Всё понимает старческим умом,
Никто не видит, не услышит,
К ней не придет потом…
Колышется гуляющий подол,
Ветра поют, и обдувают дол.
Отныне дни и ночи напролет,
Уже чудес не ждет,
Реальностью жестокою живёт.
Витает странный холодящий сон,
Окутанный в лазоревый виссон,
Бархоткой меховой припудрен лоб,
Велюровый налет дополнил гардероб.
Вжимая ноги стопами в начес,
Закрытых тапок легонького флиса,
Свой идеальный образ подчеркнув,
Лежит на одре старая актриса.
В наличье страз хрустальных и бежу,
Межу прорыли между «до» и «после»,
И очевидна стала сторона,
Приветившая эту гостью.
Гримерки, зеркала, конферансье,
Бархотки, леденцы из монпансье.
Жестяных баночек причудлив колорит,
Из перьев веер, томный взгляд хранит.
Мурены перелив на роговице,
Мерцает перламутром око жрицы,
Сперт воздух терпким запахом амбре,
Наряд за ширмой ноги задирает,
По памяти танцорок кабаре.
Иллюзия любви в гостином доме
По половицам крашеным виляет,
С приходом утра,
Чуть заметный след ночных утех
Жестокою насмешкой оставляет.
Вино