Отец Феона. Тайна псалтыри. Анатолий Леонов
то во́ля Бо́жья, то и обучи́ть иску́сству звездознания, называ́емого в Евро́пе астроно́мией.
Церко́вное нача́льство высо́ких стремле́ний отца́ Иллария не подде́рживало, заявля́я, что об том пусть в Москве́ голова́ боли́т, а окра́ине ли́шние зна́ния то́лько во вред пойду́т. Во мно́гой му́дрости мно́го печа́ли, – говори́ли они́ слова́ми Соломо́на, – кто умножа́ет позна́ния, умножа́ет и скорбь. Доста́точно уже́ того́, что в госуда́рстве на́шем ещё со времён благослове́нного царя́ Ива́на Васи́льевича, любо́й обшмыга голошта́нный мо́жет гра́моте обучи́ться.
Но не тако́в был оте́ц Илларий, что́бы бе́гать от тру́дностей. Помо́рская кровь дава́ла о себе́ знать.
– Сты́дно, – говори́л он, го́рестно потряса́я кулака́ми пе́ред церко́вным синкли́том – сты́дно мне смотре́ть, как держа́ва на́ша год от го́да любому́дрием скуде́ет. Есть ли кто на Руси́ по мо́щи ра́зума своего́ и кре́пости ду́ха сравни́мый с митрополи́том Моско́вским Фили́пом ? Есть ли кто ра́вный преподо́бным Ио́сифу Волоцкому и Ни́лу Сорскому ? Не ви́жу! Мудрецы́ ушли́, а но́вых не́ту. И не бу́дет, пока́ мы о́троков, что сего́дня псалты́рь на па́мять постига́ют, к вы́сшим зна́ниям не приведём. Что нам меша́ет? Всё же есть. У нас любо́й монасты́рь – акаде́мия. Библиоте́ки дре́вними кни́гами и стари́нными докуме́нтами зава́лены. Кла́дезь земно́й му́дрости, от кото́рой просвещённые ромеи зави́стливую слюну́ глота́ли пыли́тся в сундука́х! В ста́рые времена́ е́здили к нам с за́пада папи́сты-лазу́тчики за зна́ниями та́йными. В рот смотре́ли, све́дения собира́ли о дре́вних стра́нах и наро́дах. Стари́нные ка́рты ворова́ли. Вида́ть собра́ли? Тепе́рь, по́сле сму́ты уже́ они́ к нам в учи́теля набива́ются. Дожи́ли. Я́йца ку́рицу учи́ть ста́ли…
Тру́дно сказа́ть, убеди́л ли оте́ц Илларий церко́вное нача́льство го́рькими слова́ми, и́ли те про́сто махну́ли на него́ руко́й, не жела́я свя́зываться с я́ростным спо́рщиком, име́вшим покрови́тельство при патриа́ршем дворе́, одна́ко разреше́ние на учи́лище он получи́л. Разуме́ется, что, как то́лько два го́да наза́д в оби́тели появи́лся оте́ц Фео́на, обра́дованный игу́мен без вся́кого испыта́ния и, не дожида́ясь разреше́ния, назна́чил ему́ послуша́нием преподава́ние три́виума , а чуть по́зже, сосла́вшись на го́ды и сла́бое здоро́вье, переда́л ему́ и своё заня́тие квадривием . Возраже́ние Фео́ны, говори́вшего, что он никогда́ не́ был «ма́стером гра́моты» и не име́л в э́том де́ле никако́й сноро́вки, настоя́телем, хорошо́ изучи́вшим про́шлое но́вого по́слушника, бы́ло оста́влено без внима́ния. Так поми́мо свое́й во́ли оте́ц Фео́на стал учи́телем монасты́рской шко́лы.
Учени́к за спино́й зако́нчил бормота́ть пройдённый уро́к. Мона́х оберну́лся и осмотре́л свою́ «дружи́ну». Больша́я шко́льная ко́мната была́ хорошо́ освещена́. Де́вять дете́й от семи́ до пятна́дцати лет: три де́вочки и шесть ма́льчиков сми́рно сиде́ли на ла́вке за гру́бо по-дереве́нски сколо́ченным столо́м