.
ученица, а теперь нет. Баба Шура сокрушаться начнёт, тётю Люду попрекать: просмотрела девчонку! И выяснять: никак, обидели чем? Обидели! Ещё как обдели! Не нужна им Машка, а только эти проклятые квадратные метры! А когда рассвело, вдруг поняла, что если убежит, то бросит свою маму. Они с тётей Людой постоянно ей передачи в больницу носили. Она худая, страшная, на вид старше бабы Шуры. И так Машке стало маму жалко, что слёзы пробили. И тут слышит, в дверь кто-то скребётся. На ночь изнутри на крючок закрылась. Прислушалась:
– Машунь? Это я, тётя Люда.
Машка дверь открыла и, щурясь, юркнула назад под одеяло. Холодно. Тётя Люда присела на край кровати.
– Полночи не спали. Вот как тут быть? И Гоша, и я – мы против, чтобы ты с мамашей своей жила. Опять же, вроде право имеем – опекуны всё-таки. Ну и ничего хорошего от неё не ждём. Гоша говорит… Маш, ты только не обижайся, большая девочка, понимать должна, так вот Гоша говорит: горбатого могила исправит. Мать твоя уже и в больнице режим нарушала. Вернётся и пойдёт по новой. Понимаю, мать жалко. Но давай так: ты с нами, а за мамашей твоей мы с Гошей присмотрим. Может, бог даст, за ум возьмётся.
– Не возьмётся, – в этом Машка даже не сомневалась. – Кожа гусиная, – Машка провела ладошкой по плечу тёти Люды, откинула одеяло, подвинулась.
– Не раздавлю? – хихикнула тётя Люда и точно припечатала Машку своей грудью к стене.
В этот выходной Георгий Федорович с раннего утра начал пертурбацию.
– Так. Через неделю, Машуня, твоя мама возвращается из санатория. А я всю эту неделю буду по горло занят. Машинку принял в ремонт, а там хозяин торопит. Так что откладывать ваш переезд некуда. Сегодня вы с мальчишками переезжаете к нам, и точка.
– Так мама целую комнату будет одна занимать, а мы… может, я буду жить…
– Маша, даже не мечтай… Не разрешаю! – перебил её Георгий Федорович. Говорил он не особенно много, но в семье с ним спорить не решались. А ещё Машке вспомнилась история с папой Риты. И почему-то Машка ни капельки не жалела, что тогда рассказала о нём правду. А вот такую же правду (ну, видела ведь Георгия Федоровича в кустах кладбищенской сирени, а с ним девушку…) да ни за что бы не рассказала. Однако рассуждать на отвлечённые темы времени не оставалось.
– Я за тебя отвечаю! – ткнул в Машкину сторону узловатым натруженным пальцем.
И, странное дело, у Машки от такой постановки вопроса просто трудовой зуд появился.
– Понятно. – И обращаясь к тёте Люде: – Мне что сначала: кашу варить, или постели собирать?
– Вари. Я соберу. Ну, и отцу помогу, где поддержать какую железяку.
И как же прав оказался Георгий Федорович! Дважды прав! В сервисе сутками пропадал так, что вечером завёрнутую в старое полотенце кастрюлю с горячим ужином тётя Люда собственноручно относила ему.
– Ну хоть раз в сутки должен человек горячего поесть? – и поправляла перед зеркалом причёску.
Как-то