Машуня. Татьяна Петровна Буденкова
момент жизнь в нём еле теплилась. Блохи так плотно облепили беднягу, что он глаз открыть не мог.
– Ой, у него хвостик кто-то отгрыз.
– Крысы, наверное. Не мог я его бросить, дать помирать на морозе, – объяснялся Георгий Фёдорович.
Обрядившись в хозяйственные перчатки и клеёнчатый фартук, тётя Люда сначала попробовала напоить щенка молоком, но он только беспомощно лежал возле блюдца, не в силах даже голову поднять. Тогда пипеткой накапали ему молочка в рот.
– Сразу много нельзя, – распорядился Серёжка.
Потом выкупали в растворе марганцовки, прочесали гребешком и ещё немного покапали молока в рот. Вытерли мягкой тряпочкой и ужаснулись.
– Это же не блохи, аспиды какие-то, – схватилась за грудь баба Шура. Мокрая шёрстка обнажила впившихся в тельце щенка уйму паразитов. Даже уши бедняги не остались свободными. Там обосновались чёрные клещи. И непонятно было только одно: как сам он до сих пор жив оставался?
– Значит так, Тузика я забираю к себе. Давай-ка уши почистим, а остальное… ох! я сама, – качала головой баба Шура. – У меня пинцет малёхонький есть, невестка в тот приезд забыла, она им пытку себе устраивает – брови выщипывает, так я этим пинцетом эту живность… выщипаю из него.
– Почему Тузик? – удивился Андрюшка.
– Потому что Тузик, – пожала плечами баба Шура.
Трое суток Тузик провёл между жизнью и смертью. Но жизнь в лице бабы Шуры победила, хотя лечила она его ещё долго: от глистов и ещё от чего-то, и ещё от чего-то. Со временем он подрос, конечно. Но соседи в доме продолжали считать его щенком, поскольку величиной Тузик даже соседскую кошку не обогнал.
– Маленькая собачка – по веку щенок, – неизменно улыбалась баба Шура, как только заходил разговор о Тузике. Однако шерсти с Тузика набиралось на хорошие носки, которые баба Шура по очереди вязала каждому из мальчишек. В этот раз очередь на носки дошла до Гоши- младшего.
Сгоревшие стайки возле дома восстанавливались быстрее, чем растут грибы в лесу. И весной на месте старых развалюх появились вполне себе приличные подсобные помещения. Вот и Машка с Серёжкой, как могли, помогали Георгию Фёдоровичу где гвоздь подать, где что-нибудь поддержать. Как говорила тётя Люда: «Завершить работы по восстановлению „личных апартаментов“ отца». И, действительно, работы оставалось не так уж много. А за их семейством всё-таки числилось целых три стайки. У тёти Люды появился просторный погреб. Повезло даже маленькому Гошке. Ему старший Гоша, так теперь стала называть своего мужа, Георгия Фёдоровича, тётя Люда, обустроил качели рядом со своей мастерской.
– И младший на глазах, и делом заниматься можно, – подтолкнув качели, заключил Гоша- старший.
– Не бывает худа без добра, – из-под земли подтвердила тётя Люда, прикидывая, где какие полки в погребе обустроить.
Две другие стайки превратились в подсобную мастерскую Георгия Фёдоровича. Мало ли где кому из соседей что-то по мелочи отремонтировать. И, надо сказать, ещё не окончательно