Вечный маятник. Елена Аронская
два раза, чтобы не перебить ароматы морского бриза иностранного геля.
Облачившись в свой костюм, Федор Михайлович еще раз оглядел себя, аккуратно зачесал седые волосы назад и, наконец, остался доволен. Мероприятие, назначенное на утро, уже порядком раздражало. Ему не нравился ни режим ожидания, ни собственное волнение перед выходом. Оставался целый час, поэтому он молча сидел и выжидал время, когда в дверь неожиданно позвонили.
– Кого принесло в такую рань, – проворчал дед и медленно встал с кресла, чтобы не помять брюки. На пороге стоял рыжий Олег, – опять? Чего тебе?
– Здрасьте, Федор Михайлович. За книгами пришел. Родители вчера такой нагоняй устроили, что я вернулся с пустыми руками. Сказали, я обленился, и отправили к вам. Вот, передали шоколадку, – мальчишка не потрудился даже переодеться, так и пришел в пижаме, а в руке держал плитку шоколада, но не торопился ее отдавать.
Дед помялся, мысленно посчитал время и пустил мальчишку в квартиру: «У тебя пятнадцать минут, мне уходить надо».
Олег нырнул в коридор, скинул тапки и побежал к шкафу. Федор Михайлович прошаркал за ним и, скрестив руки, встал посреди комнаты.
Олег туда-сюда водил пальцем по разноцветным корешкам переплетов, чуть вытаскивал, потом возвращал на место. Выбрал несколько томиков, показал их деду: «Вот эти возьму». Но тут его взгляд упал на столик между креслами и кучу разбросанных там газет. Приглядевшись, Олег увидел не только привычную «Правду», но и пестрые журналы с разноцветными заметками. Он отложил книги и двинулся к столу. Федор Михайлович проявил немалые чудеса сноровки и опередил мальчишку:
– Нечего тебе тут смотреть, бери свои книги и уходи, – проворчал он и ревностно прижал бумажную кучу к груди, – будет он тут чужое имущество разглядывать.
Но Олег наклонил голову и, посмеиваясь, прочел:
– «Хорошая хозяйка, высшее, люблю природу, готовлю все, тепло домашнего очага. Ищу мужчину…» Так вот почему вы такой нарядный! На свидание что ли собрались?
– А ну пошел вон! – брови Федора Михайловича грозно зашевелились, губы сжались, а лицо стало пунцовым. Он швырнул журналы на пол, топнул ногой и указал пальцем на дверь. Но мальчишка лишь отошел и залился звонким смехом. Лучи солнца из окна падали на его рыжую голову и делали ее почти прозрачной. Он весь будто сиял – снаружи от яркого света, а внутри от заливистого смеха, заполнявшего всю комнату. Смех перекатывался через дубовый шкаф, проходил сквозь комнаты и стекал мимо балкона в новый весенний день. Казалось, этот смех слышен всем, любой может поймать его и хохотать до слез. Но только не Федор Михайлович. Внезапно он почувствовал себя очень усталым, силы утекли вместе с мальчишеским смехом, весь утренний марафет показался глупостью. С досады он провел ладонью по волосам, растрепал их и, махнув рукой, развернулся в сторону кресла. Но не успел сделать и шага, нога проехалась на предательски скользких журналах, и старик потерял равновесие. Бессильно