Книга слов. Неизданные стихи и странности. Борис Гребенщиков

      Охладел мой чай и окружающая его посуда.

      Эй, Патек Филипп! Забирай меня отсюда!

      Или – лучше – всунь свой Bloody Mary

      в эту руку мою,

      И я ещё попою!

      Толком непроизносимые

      И полностью околпаченные,

      Чьи усилия тщетны,

      А попытки стать лучше робки;

      Выцветшие, оставленные,

      Заброшенные, потраченные,

      Принадлежащие партии

      Проталкивающих пробки —

      Замерли. Что-то в мире

      Сдвинулось с мёртвой точки,

      Чем-то повеяло – невозможным,

      Неуловимо.

      И переставший писать

      Читает новые строчки

      Возникшие сами, написанные

      Краем крыла херувима.

      Бывает так, что жаворонок

      Или другая птица

      Ляжет на ветер крыльями

      Так, чтобы не шевелиться,

      И парит над землёю,

      Вовсе не двигаясь с места,

      Словно бы у неё

      Каникулы или фиеста;

      И до того, что внизу,

      Ей нет никакого дела,

      Потому что она потеряна

      В Том, для чего взлетела.

      И, видя это, мы тоже

      Замираем, чувствуя сами,

      Что Автор Полёта и Неба

      Смотрит её глазами.

      Не должны ни живым, ни мёртвым,

      Разве только небесному своду:

      Это нами Господь целует,

      Это нами – пьёт воду.

      Нам не видно – что будет и было,

      Ни провидеть, ни оглянуться:

      Лишь в кромешном сумраке плоти

      Светит то, чего не коснуться,

      Светит так, что из букв – слово;

      И море поёт волнами:

      Спасибо тебе, Господи,

      Спасибо за то, что нами.

      Люди считают, что неба нет,

      Раз его не достать руками.

      В предрассветной тьме река разговаривает

      С плывущими над ней облаками.

      Единственный, кто слышит их разговор, —

      Одинокая серая птица;

      И за это ей никогда

      Не суждено приземлиться;

      У неё внутри песня,

      Которая не может быть спета.

      Она – единственная, кто знает

      О приближении рассвета.

      На севере диком растёт одиноко

      На горной вершине сосна;

      Ветви у неё под током,

      В сердце весна.

      Ничего не понимая со сна,

      Она выходит на родные просторы,

      В кармане у неё просфоры

      Из соседнего кошачьего монастыря.

      Ах, сосна, это не зря!

      Скоро прозвучит горизонтальный набат

      И тот, кто был выхухоль, станет богат:

      Спляшет, споёт, пройдётся колесом

      И обернётся летающим псом;

      Взовьётся в