Месть сэра Левина. Похищение грудного ребёнка. Василий Боярков
наводил здесь страх и ужас долгие, давно ушедшие годы? И что он представляет сейчас? Грязный, никчёмный, во всём униженный человек, заливающий поганую глотку самым дешёвым пойлом.
Любому нормальному человеку сделалось б больше чем очевидно, что моложавый прохвост напрашивается на явный скандал, кровопролитную битву. Подкреплённый солидной поддержкой, состоящей из семи полупьяных, вооружённых до зубов человек, тот явно не собирался оставлять былого пирата живым, ну, или на крайний случай не сплошь изувеченным. Так подумал измочаленный невзгодами седовласый старик, исподлобья поглядывая на оголтелых соперников; нескла́дным гурто́м те кучкова́лись в трёх метрах поодаль. Все они являлись молодыми и сильными, ловкими и умелыми, шустрыми и проворными. Что не позволяло надеяться на снисходительную пощаду.
– Чего вам надо? – оценив прискорбные перспективы, поникшим голосом выпалил Фрэнк, понимая, что бой его, сегодняшний, будет последним; он собирался провести его до последнего издыхания. – Прежде чем нападать, «Кодекс» повелевает представиться. Так, кто ты… сказал?
– Плевал я и на «Кодекс», – зарделся неучтивый негодник враждебным румянцем, – и на все устаревшие пиратские правила – я сам по себе!
Весь его напыщенный вид, манера держаться, бесстыдная наглость напомнили старому прохвосту его самого; но, правда, лет сорок назад, когда он слыл и дерзким и славным пиратом, а главное, когда мог с лёгкостью перебить всю эту беспардонную, напрочь оголтелую, шо́блу. Так же, как некогда у него, у нахального противника выделялись похожие признаки: грубоватые, хотя и приятные лицевые черты; беззастенчивые голубые глаза; крючковатый, больше обычного, нос; густые чёрные волосы, вившиеся к худощавым плечам. Облачиться распоясанный незнакомец изволил в коричневую кожаную жилетку, однотипные брюки, золочённую перевязь, унизанную резными ножнами да парочкой пистолетов, широкополую шляпу, украшенную экзотическими, едва ли не дивными перьями. Разбираться в манерных привычках, отличительных сходствах, времени не было, поэтому бывалый морской разбойник, приученный к неписанным правилам, деловито провозгласил:
– Так, ты – ядро мне в нехорошее место! – смеешь бросить мне вызов? – он выдвинул первую версию, а следом кивнул на остальных семерых подельников: – Или, никудышный ублюдок, желаешь просто-напросто, позорный, убить. Тогда ты навсегда себя опорочишь и оставишь лишь грязную славу! Никто из нормальных пиратов не подаст тебе больше руки и прослывёшь ты трусливым вероотступником, – опытный лидер, отличный психолог, специально забалтывал вероятного оппонента, чтобы натянуть побольше лишнего времени, чтобы придумать хоть что-то достойное и чтобы вынудить наёмного выродка (а он был, естественно, кем-то подослан) на правильный (один на один) поединок. – Я Бешенный Фрэнк! Ты́ кто такой?! Впрочем, неважно: отпоют безымянного!
С последними словами закоренелый убийца обнажил широкую саблю и бросился на молодого, более подвижного,