По жизни одна. Ольга Александровна Никулина
повезло, потому что в ее боксе было окно, а в некоторых других такой роскоши не было. Рита подолгу теперь сидела у окна, смотрела на улицу, где за гаражами пестрел осенним убранством лес. Вот бы сейчас попасть туда! Погулять там, шурша листьями, подышать свежим воздухом… Когда она в последний раз была в лесу? Кажется тогда, когда была подростком. Они с Ленкой и Светкой часто уходили по открытой степи в пахнущий дубами светлый лиственный лес… И Витя иногда с ними ходил. Так было хорошо! Они такие юные были, столько надежд у них было! Шли и мечтали о будущем, и им казалось, что все у них буде прекрасно. И что теперь? Ленка со Светкой в земле лежат… Только Витя и она нормально прожили эти годы. Витя вообще вон, какой стал, вернее стала… А у нее мальчишки выросли, такие красивые, такие замечательные… Но Рита ловила себя на том, что болезнь притупила в ней и любовь к сыновьям и недовольство мужем. Дима, и мальчики как будто оказались по другую сторону бытия. Они сейчас живут обычной жизнью, ходят по городу, общаются с людьми. Мальчишки целый день в институте, Дима на работе. Они вовлечены в жизнь, в деятельность, а она выброшена за пределы своего обычного существования, и даже саму себя ощущает, как что-то размыто-болезненное и страдающее. Постоянная слабость изматывала ее. Хотелось плакать. Риту раздражало все – врачи, медсестры, соседи за стеклами боксов. Все было плохо, противно, тошнотворно, кроме, разве что, леса за окном.
Дима звонил ей каждый день, и она хватала телефон с какой-то тайной надеждой облегчения. Но облегчения не было. Муж при разговоре казался ей каким-то бестолковым. Рита вспомнила, что такое уже было между ними, когда она была беременна. Ей тогда тоже было постоянно плохо, мучил токсикоз, а Дима со своей неуклюжей заботой казался каким-то недотепой, не понимающим вообще ничего. Рита помнила, что была тогда постоянно раздражена, глаза были на мокром месте. С большим животом, неуклюжая, как каракатица, она не видела в глазах Димы прежнего восхищения и чувствовала себя некрасивой и облезлой. Единственное, что согревало ее тогда, были ее малыши, которых она вынашивала. Когда они родились, в их отношениях с Димой сразу все встало на свои места. Счастье так и захлестывало их, и они с удовольствием занимались своими мальчиками. А Дима снова с восхищением смотрел на нее. Конечно, она же похудела, снова стала такой, как прежде…
«Как будто я всю жизнь бегу за этим восхищением – думала сейчас Рита, глядя в окно на лес за гаражами. – Как будто оно мне жизненно необходимо. То от отца вечно ждала одобрения и восхищения, то от мужа…»
В туалете над раковиной висело большое зеркало и Рита, каждый раз, когда мыла руки, разглядывала себя в нем. Ну и видок! Хорошо, что Дима не видит ее такую! Это же просто неприлично! Но в то же время ее раздражало, что она вынуждена перед мужем постоянно строить из себя кого-то. Всегда ухоженная, при макияже… В детстве перед отцом выпендривалась, сейчас перед мужем и вообще перед всеми. Но разве она сама не хотела всегда быть стройной, подтянутой? Хотела, и все же… С возрастом она отчетливо поняла, что между ней и отцом никогда не было доверительных отношений.