Maxximum Exxtremum. Алексей А. Шепелёв
даже лолитообразные: высокий рост, длинные ноги, но не тощие, конечно, допустима маленькая грудь, желательны длинные прямые волосы, желательно светлые, смазливые черты лица, белая кожа, нос «уточкой» или маленький востренький, довольно большие глаза, желательно светлых тонов, довольно большой рот, пухленькие губы, накрашенные красным или розовым… И голосок такой нежный, как в мультяшках: «Хав ар ю, бейб?» – лишь с незначительным, совсем глубинным, грудным и утробным отзвуком б… дскости. Короче, Ю-ю и Уть-уть – что я вам объясняю! И желательно «Та (любит) ту» – может быть, не очень серьёзно так любит… по-девчачьи потихонечку… Хотя и Ксю весьма сойдёт – современная чувиха – и «Малхолланд-драйв» весьма хороший фильм…
Её голос был довольно басов, а по своей интонации и манере применения – всячески …лядск и несколько даже груб и «прокурен». Профвокал её, исполняющий сочинения О. Фролова-Великого и прочих поэтов и композиторов, я так никогда и не услышал – ни вживую, ни на магнитной ленте. Говорили мне, что он был у неё вполне насыщен, подчас заоблачно высок и строго регламентирован, отчего совершенно безэмоционален.
Вскоре я пошёл курить и проходил мимо них. Она, увидев меня совсем близко, сказала: «Здрасьти» – как будто школьница вошедшему учителю. Санич сказал: «Это вот и есть наш гениальный О. Шепелёв». – «Наслышана», – сказала она своим неповторимо-неуловимым б… довато-б… довито-ядовитым тоном. Смешок ея был явно дебилен – то же «хгы-гы!», но не офроловское, конечно, а в полном соответствии с вышеупомянутым тройным эпитетом. Я выжал из себя «Очень приятно» с полуулыбочкой, и быстрей удалился.
Они, все трое, курили в комнате, что, как известно, раньше было как бы запрещено, в частности, мною… Возлияния были частыми, причём девушка, как я понял, не брезговала самогоном, газзапивкой и лёгким отсутствием закуски, не останавливала руку разливающего и не пропускала тостов. Разговоры также лились рекой. В основном о музыке: как тебе то, как это, а вот это… Она потешалась шутками и манерой говорения ОФ. Санич, как ему и подобает, был «основателен и осанист». Вскоре полилась и музыка – О’Фролов забрал в ту комнату мой магнитофон, и они по почину Зельцера поставили её кассету под названием «Mortification».
Вынужден признаться, что на меня, необразованного, всё-это произвело неоднозначное впечатление. Я вообще практически близко не видел девушек (кроме как в институте – отличницы, происходящие из села такого-то), и чтоб они ещё всё-это и слушали – как говорит ОФ, «хоть какую-то жисткость»…
Я подумал и подумал, что она всё-таки мне не нравится. «Mortification» тоже не столь, хотя и «пойдёть для сельской местности», как выражается подлинный аристократ духа, гений рок-музыки, литературы и кулинарии ОШ. Приглашали выпить, но я ушёл к себе и даже – куда денешься – в себя.
Вскоре они опять меня активно призвали – для выяснения перевода названия группы. Я быстро вышел, сказал «не знаю», налил, выпил-запил,