Пригород мира. Егор Александрович Киселев
покачал головой:
– Нет, это не все, – он помолчал некоторое время и продолжил уже не так твердо. – Я хотел с тобой поговорить.
«Ближе к делу, у меня нет времени», – пришло Павлу смс.
– Ух-ты, какой занятой человек, держите меня семеро… – отозвался Павел, – я одного в толк взять не могу, – заговорил он быстро, – дело в тебе или в твоих этих друзьях? И мы ведь не так мало знакомы, Кирилл, что с тобой сталось? Можешь и дальше копаться в своем телефоне, отправлять смски, у тебя отлично получается изображать пострадавшего. А я помню тебя другим. Я помню светлого и умного человека, я помню человека, у которого было будущее. А теперь? Посмотри на себя, ты же изменился до неузнаваемости. Ты же сам на себя не похож, и мне до сих пор не верится, что ты и тот Кирилл – одно лицо. Когда ты больше кривлялся: тогда или сейчас? Скажи мне, кто из вас настоящий?
Кирилл изменился в лице, но глаз не поднял.
– Мне не хватает того Кирилла. Он был моим единственным другом. Впрочем, ладно, не хочешь говорить, не надо, только появись завтра в школе и реши все свои проблемы, хорошо?
– Долго речь репетировал? – Запинаясь, ответил Кирилл.
На мгновение Павел даже растерялся:
– Подонок… – отозвался он и вышел из комнаты.
– Ну? – Встретила его классная руководительница на пороге учительской, даже не поздоровавшись.
– Он болен. – Гневно произнес Павел.
Вернувшись из школы, Павел тотчас же уткнется в подушку и попытается заснуть. Только дома он обнаружит, что ему пришли еще несколько сообщений, но он удалит их, так и не прочитав. В тот день он ничего больше не хотел слышать. Только после каникул Павел узнал, что Кирилл забрал личное дело и ушел из школы. Это известие Павел воспринял с грустью. Он, конечно же, пытался найти этому объяснение, но отчетливо понимал, что все его догадки так и останутся безосновательными. Никаких вестей от Кирилла больше не было. И как бы Павел ни злился, ему очень хотелось узнать, что сталось с этим человеком.
После каникул все постепенно начало возвращаться на круги своя. Жизнь начала входить в привычное русло. Не осталось больше эйфории от новых назначений и дел. Уже тогда его начали посещать первые серьезные размышления, однако, они оставались только грезами, так и не воплощаясь в письменном виде. Это были дни, которые тонули в серости. С одной стороны, Павла преследовало угнетенное состояние запыленности бытия, а с другой – привычности, постоянства и качественной его неизменности.
Все эти размышления затрагивали самые больные струны в его душе. Он сомневался, и чем больше ему приходилось находиться в этой едкой среде одиночества, тем сильнее были его сомнения. Бессонными ночами он мечтал о нормальной жизни, рисовал в своем воображении одни и те же похожие картины будущего, в которое ему хотелось бы попасть, но все эти мечты постепенно выцветали, таяли под непрекращающимися ударами осадных орудий действительности. Больше всего