Как Россия победила в Крымской войне. (1853—1856). Роман Коротенко
крайне неправильное. Такой же неправильной, ужасной и бессмысленной увидел француз тогдашнюю российскую столицу:
«Подплывать к Петербургу с восхищением может лишь тот, кто не подплывал по Темзе к Лондону: там царит жизнь, здесь – смерть».
Впрочем, как не единожды в своей книге, в дальнейшем Кюстин сам же себе противоречил:
«…Этот могущественный город, одержавший победу над льдами и болотами, дабы впоследствии одержать победу над миром, потрясает».
Большие претензии были у лжемаркиза и к жителям страны, чьим гостем он был:
«Русские по большей части издают неприятный запах, который ощущается даже издали».
Этих же вонючих русских он упрямо отказывался признать за нацию, постоянно именуя то белокурыми арабами, то переряженными китайцами, в лучшем же случае – северными римлянами. И конечно же, с французами они и рядом не стояли:
«Прежде чем сравнивать наши два народа, подождите, пока ваш появится на свет».
Но сильнее всего не устраивал Кюстина местный политический строй:
«Я ехал в Россию, дабы отыскать там доводы против представительного правления, я возвращаюсь сторонником конституций».
Полагая российского императора деспотом и тираном, его очевидную популярность в народе Кюстин объяснял всего лишь природной склонностью русских к рабству:
«Да и что такое, в конце концов, эта толпа, которую окрестили народом и которую Европа почитает своим долгом простодушно расхваливать за её почтительную короткость в обращении к своим государям? не обольщайтесь – это рабы рабов».
Одной из колоритных фигур, описанию которой в книге отведено довольно-таки много места, выводился некий «русский князь-либерал К», который проявил особенное рвение, дабы рассказать французскому гостю как можно больше гадостей о России и русских. Сам князь, по всей видимости, крайне стыдился своей национальной принадлежности:
«Откровенность его суждений об отечестве доказывает мне, что и в России находятся люди, осмеливающиеся бесстрашно высказывать собственное мнение. Когда я поделился с ним этой мыслью, он отвечал мне: „Я не русский!!!“»86
Устами этого же князя-либерала Кюстин приводил пояснение причин, по которым Россия является такой, какая она есть:
«…Я хочу дать вам ключ ко всему, что вы увидите в России. Имея дело с этим азиатским народом, никогда не упускайте из виду, что он не испытал на себе влияния рыцарского и католического; более того, он яростно противостоял этому влиянию».
В общем, виноватыми во всём оказались Александр Невский и лёд Чудского озера.
В аннотации к американскому изданию «России в 1839 году», вышедшему в 1987 году, Збигнев Бжезинский87 написал:
«Ни один советолог ещё ничего не добавил к прозрениям де Кюстина в том, что касается русского характера и византийской природы
Так в русском переводе. Любопытно, что в оригинале этот же текст выглядит несколько иначе: «Quand je lui dis cela, il me repond qu’il n’est pas Russe!! Singuliere pretention!» – «Когда я сказал ему это, он мне ответил, что он не русский!! Поразительная претензия!» То есть, русский переводчик два восклицательных знака, выражающих удивление автора, превратил в три восклицательных знака антирусского протеста князя-либерала.
Zbigniew Kazimierz Brzeziński (1928—2017) – американский политолог и государственный деятель, уроженец Польши. Занимал пост советника по национальной безопасности при президенте США Картере (1977—1981). Автор книги «Великая шахматная доска: господство Америки и её геостратегические императивы». Долгое время считался одним из ведущих идеологов внешней политики США.