Белые цветы Эйроланда. Хроника первая. Валентин Никора
промелькнул страх, но маркграф не казался ей таким ужасным, как остальные пирующие. Мгновенное колебание, и официантка решилась.
Мальчик, последовавший за Тоскунелом и девушкой, тащил вино и фрукты. Ему было тяжело: капли пота проступили у висков, но он мужественно молчал и взбирался вверх по крутой лестнице.
Ихтис со своими нравоучительными беседами помалкивал. То ли он боялся, что подвыпивший парень вспылит, начнет говорить вслух, привлекая к себе внимание; то ли просто улегся спать. Им, призракам, тоже отдыхать надо. Как однажды высказался Зеродар, один из бессмертных пророков: «Ты мир спасай, а спать не забывай».
В общем, вскоре все оставили маркграфа в покое. Мальчик, расставив все на столе, разлив вино, расправив постель, получив четыре золотые гинеи, радостно удалился.
Тоскунел, совсем не по-рыцарски, плюхнулся в кресло раньше дамы, отпил вина и, глядя на девушку, вспомнил бал. От этого в голове начали рождаться какие-то смутные романтические образы.
– Как тебя зовут, прелестное создание? – маркграф начал пьянеть. Это сказывалась усталость.
– Герда. – прощебетала девушка. Ей нравился этот странный парень, и она давно уже подметила, что его безымянный палец – без кольца.
– Ты пей, Герда. – Тоскунел сделал пару глотков. – Тоже ведь, не сладко, поди, обслуживать всю эту шваль…
Девушка улыбнулась, уже не зная, что и подумать. Она встала, расстегнула на шее маркграфа пряжку плаща, собираясь унести верхнюю одежду на вешалку.
– Да черт с ним! – засмеялся маркграф, срывая с себя плащ и швыряя его на пол.
Герда с удивлением воззрилась на манжеты и дорогой кинжал: «Дворянин! Ей богу, дворянин».
А Тоскунел притянул девушку за талию, усадил на колени, вручил огромное яблоко и откинул голову на спинку кресла:
– Эх вы, трусихи! Думаете, вам одним тяжело на этом свете? У нас, у рыцарей, тоже проблем не меряно. Так трудно быть героем. Совсем недавно я щеголял на балу, а теперь вот здесь, в глуши, спасаю мир от гибели. Ах, как все мне осточертело! Эти чертовы драконы появляются всегда не вовремя. Леса оживают, когда им вздумается! Никакого порядка в мире не стало! А еще эти гады убили моих родителей. Но я отомщу, слово чести! – язык маркграфа стал заплетаться, а глаза закрылись сами собою.
Через мгновение юноша уже спал.
Герда встала, прошлась по комнате, догрызла яблоко. Ей вовсе не хотелось возвращаться вниз. Целый день ей пришлось возиться в огороде подле дома, а впереди была трудовая ночь: нужно было глядеть в оба, не обсчитаться, подать нужный напиток, чтобы пьяный клиент, в праведном гневе, не попытался разбить свою кружку об её голову. Герда была девственницей, но кто об этом знал? Она ни за что бы не поднялась в эту комнату, если бы ей сразу не понравился этот странный парень. Было в нём что-то притягивающее, родное.
И Герда решилась. Она скользнула к двери, выглянула: не подглядывает ли кто. Затем она закрылась изнутри