Да родится искра. Часть 1. narsyy
Порывы его настойчиво колотили в ставни, отчего стены сруба скрипели и вздыхали, точно дряхлый старик.
С наступлением темноты мир преображался, и когда затихала дневная суета, в холодном сумраке под бледным ликом неспящей луны отворялись врата в царство грез и фантазий.
Ночь была ее единственной подружкой. Иногда она захватывала Аммию и уносила в далекие неведомые земли, куда давно не забредали странники.
Однажды она очутилась в выжженной пустыне, где солнце палило нещадно, а растрескавшаяся земля, над которой вился дрожащий морок, погибала от недостатка влаги. На десятки тысяч шагов вокруг ей не встретилось ни людей, ни дыма, ни дорог – ничего. Лишь одинокий сокол кружил и кружил над головой, издавая по временам исполненный скорби крик. Впереди порой проявлялись очертания поселений, но когда она приближалась, видение рассеивалось, будто туман. Аммии пришло на ум, что это загадочные Исчезающие Земли – обширная равнина к юго-западу от Дома Негаснущих Звезд, столь далекая и недоступная, что о ней почти ничего не было известно, кроме выдумок, какие рассказывают странники у очага.
В другой раз до самого пробуждения девочка бродила по тысячелетним лесам и бескрайним мерзлым пустошам, вдыхая непривычные ароматы и дивясь красотам, которые ей никогда не суждено узреть наяву. Заросшие бурьяном тропинки вели ее к руинам покинутых городов и разрушенным храмам – обителям безмолвия. Сотни лет назад там жили люди, но затем случилось что-то страшное. Могучие королевства, великолепные дворцы и рукотворные чудеса древних эпох тогда обратились в пыль, а память о множестве народов сохранилась лишь на страницах рукописных хроник.
Аммия была еще мала, но знала, что в те времена в Нидьёр пришел тот, кого называют Скитальцем. Ныне он дремлет где-то далеко за Плетеными горами, усыпленный благодатной песнью Хатран.
Только в ночи девочка могла путешествовать без страха, потому как выходить за пределы столицы с каждый днем становилось все опаснее. Неизвестность пугала, но и таила в себе секреты, а Аммия любила секреты больше всего на свете, и если уж задумала выведать один из них, никакие угрозы и наказы со стороны взрослых не могли ее удержать. С раннего детства она была непослушным ребенком, но до сих пор лишь баловалась и проявляла характер, не осмеливаясь нарушить самый главный запрет.
Город с его опостылевшими серыми стенами был центром мироздания и темницей одновременно. Здесь ее оберегали, как редкий самоцвет, и почти никогда она не оставалась наедине с собой, ведь за возделанными полями и охотничьими угодьями, бродили чудовища, от одного вида которых подгибались колени, а сердце превращалось в камень. Даже кататься на любимой лошадке ей разрешали только по двору.
Девочка обожала слушать истории про заморские страны, мечтая когда-нибудь там побывать, но чем старше она становилась, тем яснее осознавала, что вряд ли ей доведется вживую поглазеть на прелести тамошних пейзажей, полюбоваться диковинными каменными городами и узреть изумрудные шпили высоких башен, сияющих в золотом свете зари, о которых так заманчиво рассказывали седобородые моряки.
По утрам в Зал Мудрости набивалось десятка два военачальников с суровыми, обветренными лицами. Аммии пока не дозволялось там присутствовать, но иногда она хоронилась перед отдушиной, откуда вырывался печной дым, и с замиранием сердца вслушивалась в донесения разъездных и дозорных отрядов о стычках и потерях, в оживленные споры и перепалки, где, кроме голоса ее отца, а позже – дяди, особо выделялся резкий и властный окрик Астли Ледника, советника по ратному делу и второго человека в Доме Негаснущих Звезд. Именно оттуда она набралась взрослых и мальчишечьих слов.
К смерти на севере привыкали с раннего возраста. Мама ее испустила дух при родах, и о ней напоминал лишь потемневший от времени набросок, прихваченный над кроватью, несколько платьев в сундуке, да золоченое кольцо с ярким фиолетовым камнем. За девять лет смерть столько раз обдала ее своим гнилостным дыханием, что когда обе девочки, с которыми она водилась, в один год померли от живота, Аммия все больше стала замыкаться в себе, прекратила делиться переживаниями, открытиями, мечтами и чувствами. Конечно, был дядя, была старушка Кенья – прежде няня, а теперь просто служанка, что за отсутствием иных женщин присматривала за ней. Был еще добродушный Феор, первый советник, но все они взрослые, а взрослым не доверишь самые сокровенные тайны. Они попросту не поймут.
Вместо шитья и вязания она полюбила ходить в оружейную: разглядывать доспехи, панцири и кольчуги, аккуратно повторять пальцем замысловатые изгибы лезвий огромных алебард, примерять шлемы, которые из-за размеров не хотели держаться на голове, да и весили по ощущениям никак не меньше пуда.
На усыпанном речным песком дворе она развлекалась, наблюдая за тренировками мальчишек, которые при ее появлении вдвое усерднее начинали лупить друг друга деревянными мечами в надежде завоевать ее улыбку – хоть и мала она, а все-таки княжна рода Эффорд.
Складывание песен и игру на тальхарпе девочка также отвергала, уделяя больше внимания наукам естественным, коим ее обучал полубезумный пилигрим Хинтр из Теима, что однажды зимой заявился в Искру полуживой и продрогший