.
непроглядная, лилась холодным пламенем из его пустых глазниц. Под хлещущим ливнем тьма эта мгновенно пригвоздила ее к месту. Она завораживала, сковывала волю и не позволяла оторвать взора. Одурманивающий яд проникал прямиком в разум. Лишь с огромным усилием девочка разорвала эти цепи и вернулась в привычный мир.
Аммия отчаянно затрясла сварта. Тот слабо хватал воздух ртом и не приходил в себя.
– Просыпайся! Ну же, очнись!
Нужно было удирать, спасаться самой, но разве могла она так поступить? Ведь он тоже чей-то сын, отец или брат.
Девочка схватила несчастного за подмышки и поволокла по земле, пыхтя и отдуваясь от натуги. Она не смотрела перед собой – туда, откуда неумолимо приближалась зловещая фигура.
Грязь налипала на ботинки, ноги Аммии разъезжались, она падала, но тут же вскакивала и вновь цепляла бездыханное тело то за руки, то за ворот плаща. Силы быстро иссякали, а ноша оказалась непомерна.
Поняв, что делу так не поможешь, Аммия отважилась на еще большее безрассудство. Она опустила мужчину, рывком – как учил отец – высвободила из его ножен короткий прямой меч и сделала несколько шагов навстречу врагу, заслоняя беззащитного сварта собой.
Прежде единственным ее противником выступало соломенное чучело, но она не считалась с тем, насколько комичен и жалок этот геройский порыв. Девятилетняя девчонка против обращенного слуги Вечного Врага, не живого и не мертвого.
Плевать! Ее учили обращаться с оружием. Здесь на севере женщинам тоже приходилось биться, когда того требовала ситуация.
Меч оказался тяжеловат. Она рассекла перед собой воздух и выкрикнула – больше для того, чтоб придать себе уверенности, чем стремясь отпугнуть:
– Прочь, отродье!
Отец говаривал, что из всех диалектов эти создания знали только язык стали.
Лицо девочки было перепачкано, волосы спутаны, лишь клинок сверкал, отражая призрачный свет.
Порченый и не думал отступать. Одним своим появлением существо это будто еще больше повергло мир во мрак. Наполнившая ее мимолетная отвага оставляла девочку тем скорее, чем ближе он подступал. Внезапный порыв храбрости грозил смениться паникой. Если побежать прямо сейчас, еще можно было остаться невредимой. Какое ей дело до безымянного дружинника? Унести бы ноги самой?
Рев еще слышался где-то вдали, но постепенно становился все тише и незаметнее, уступая легкому шелесту дождя. Однако с востока теперь долетали и иные звуки: дикий металлический скрежет, словно огромные железные зубчатые колеса с трудом передвигались в проржавевшем механизме, рисунки которых она встречала в старых книжках.
– Убирайся! Я тебя не боюсь!
Ложь. Мысли ее предательски замедлялись, стало трудно соображать и осознавать происходящее. Она уже почти решилась броситься наутек, но не могла пошевелиться, пристыла к месту. Даже воздух, несмотря на дождь, загустел и стал тяжелым. Каждый вдох давался с трудом.
Все походило на кошмарный сон. Неужели это конец? Едва выскочив за порог мирной, размеренной жизни