День народного единства. Преодоление смуты. Валерий Шамбаров
вышло не так. Смоленск был одним из крупнейших городов России с населением 70 тыс., богатейшим центром торговли. И мощнейшей крепостью – стены достигали 6,5 км длиной, высотой 19 м, имели 38 башен, 3 яруса бойниц – «подошвенный бой», «средний бой» и «верхний» – между зубцов. В распоряжении воевод Шеина и Горчакова было 170 пушек. Ратников и впрямь не хватало. Но Шеин давно создавал отряды самообороны. Поэтому у него было не 500 бойцов, как считали поляки, а 5400. Оборону возглавил земский совет горожан при воеводе. Он принял решение сжечь посады, находившиеся за пределами крепости, и стоять до конца.
Король распространил воззвание, будто он, узнав о бедствиях соседей, пришел как благодетель – остановить междоусобицы, водворить мир и спокойствие. Если же вы, мол, отвергнете братскую помощь, то «предадите жен ваших, детей и свои дома на опустошение войску нашему». Смоляне сдаваться отказались. 25 сентября поляки устроили штурм, решив ночью подорвать петардами Копытинские и Авраамиевские ворота. Осажденные своевременно предприняли меры – перед воротами были установлены срубы, наполненные землей, и между стеной и срубом оставался узкий промежуток, где к воротам приходилось идти гуськом, по одному. Когда прогремели взрывы и атакующие, теснясь, полезли в эти проходы, русские их встретили, побили и выгнали. Последующие два дня враг снова лез в безрезультатные атаки, а отбив их, защитники вообще наглухо завалили ворота землей и камнями.
Пришлось начинать осаду. Хотя у короля были только легкие пушки и в перестрелках осажденные брали верх, их ядра долетали до батарей и лагерей поляков. Жолкевский предлагал оставить отряд для блокады и идти на Москву. Но отступить король считал позором для себя. Оставлять крепость в тылу казалось опасным, и уж больно соблазнительной добычей она выглядела. Число воинов Сигизмунда увеличилось, к нему пришли 10 тыс. запорожцев. Потом на его сторону перекинулся атаман Наливайко. За бесчинства на Владимирщине на него гневались Лжедмитрий и «тушинские бояре», и он ушел к королю. А потом нахлынули до 30 тыс. запорожцев под командой Олевченко. Тут уж число чересчур большое, речь явно шла об украинской вольнице, понадеявшейся на поживу. Эти 30 тыс. в осаде почти не участвовали, но затопили бандами западные русские уезды, перекрыв все дороги и создав тем самым внешнее кольцо окружения Смоленска.
А вот от панов, служивших «вору», Сигизмунд помощи не дождался. Наоборот, они собрали «рыцарское коло», возмутившееся, что король пришел «на готовенькое». Делиться гипотетическими сокровищами они не собирались и направили монарху гневную петицию: мол, если кто-то «станет препятствовать нам получить свои выгоды в московской земле, то мы уже не будем уважать в таком враге ни отечества, ни государя, ни брата». Тушинцы еще делали попытки овладеть Москвой. Пробовали ужесточить блокаду и вызвать голод, но атаман Сальков, орудовавший на Владимирской и Коломенской дорогах, был разгромлен Пожарским. Переманив на свою сторону отряд служилых казаков, тушинцы