День народного единства. Преодоление смуты. Валерий Шамбаров
Дмитрий Шуйский дал приказ отходить и побежал первым. Разумеется, и отступление его подчиненных после этого превратилось в бегство. Главнокомандующий потерял в лесу коня, утопил в болоте сапоги и появился в Можайске без армии, босиком на крестьянской кляче, на все расспросы отвечая, что все пропало. Поляки захватили богатейшие трофеи, усилились 4 тыс. иностранцев. Валуев, узнав о катастрофе, пришел к выводу, что воевать за бездарных Шуйских бессмысленно. С ним вступил в переговоры Салтыков, и на условиях смоленского соглашения рать из Царева Займища тоже присоединилась к Жолкевскому.
Под Смоленск тем временем подвезли огромные осадные орудия из Риги. Началась бомбардировка. Была пробита брешь в Грановитой башне, и 19 июля на штурм пошла немецкая и венгерская пехота. На другие участки, чтобы отвлечь осажденных, бросили казаков с лестницами. Их отбили огнем, ворвавшихся немцев вышибли контратакой. Но обстрел продолжился, в западной стене образовался пролом в 2 сажени. И 20 июля массированный штурм повторился, первым эшелоном шли пехотинцы, вторым – казаки, третьим – спешенные рыцари в блестящих доспехах. Задние эшелоны отсекли огнем, а прорвавшихся в бреши немцев и венгров почти всех истребили.
Царь же в отчаянии снова обратился в Крым. На Оку пришел Кантемир-мурза с 10 тыс. всадников. Шуйский послал к нему на соединение всех, кого смог собрать, во главе с Воротынским и Лыковым и богатыми дарами. Кантемир дары принял и… ударил на отряд Лыкова. Разогнал, набрал полон и удалился. На Руси настал уже полный развал. Шуйским служить не желали, ратники дезертировали по домам. Жолкевский, двигаясь к Москве, слал туда агентов с подметными письмами, агитируя признать смоленское соглашение. Идея нашла отклик среди бывших в столице смоленских и брянских дворян – компромисс вроде прекратил бы войну, угрожавшую их поместьям и семьям. А неисправимый оппозиционер Прокопий Ляпунов послал брата Захара к Василию Голицыну и затеял заговор в его пользу. Пробовал втянуть и Пожарского, воеводу соседнего Зарайска, но тот отказался и переслал грамоту царю.
Не склонился Пожарский и на происки Лжедмитрия. Когда его эмиссары взбунтовали Зарайск, заперся в кремле и под пушками вынудил горожан утихомириться, предложив им формулу: «Буде на Московском царстве по-старому царь Василий, ему и, служити, а буде кто иной, и тому также служити».
Мало того, этой формулой он сумел замирить и восставшую Коломну. Но многие города снова переходили на сторону самозванца. Все прежние беды связывали с поляками, которых возле «царика» заметно поубавилось. Впрочем, теперь им помыкал Сапега, решивший, что у «Дмитрия» вольготнее гулять и грабить, чем у короля. И даже вынашивавший по пьяни идею самому в неразберихе пролезть в цари – например, введя в Москву самозванца с коронованной «царицей», потом лишнюю фигуру убрать и жениться на Марине, давней своей любовнице (и не только его).
И войско Лжедмитрия опять подступило к Москве. Защищать ее было некому, имеющиеся