Мертвыми не становятся. Евгений Сергеевич Филипцов
весьма напряженный вид, расслабилось. В салоне автомобиля стало светлее – Анька улыбалась.
Припарковав машину возле открытого гаража родителей, Аня вытащила ключи из замка зажигания, смущенно улыбнулась и передала их мужу. То одобряюще закивал ей в ответ и убрал ключи в нагрудный карман на замке. Прошлый раз она забыла отдать ему их и они провалились в диванную щель, выпав из кармана ее джинс. А так как ее отец питал никому непонятную любовь к этому дивану, соответственно, проникать в недра излюбленного ложа он никому не позволил. Мама Ани лишь отмахнулась в ответ на недоумевающие взгляды детей и предложила им пройтись пешком. Тем более что пройти было всего-то три перекрестка. В тот вечер, вернувшись домой от родителей жены, Стас заперся у себя в мастерской и принялся портить полотно в очередной своей разминки. Он нарисовал тот самый диван, из щели которого торчала недовольная голова его тестя. Кроме него этой картины не видел ни один глаз.
Открыв дверь мобиля со своей стороны и высунув из нее голову, Стас расплылся в блаженной улыбки, закрыв глаза. Он как довольный мартовский кот замурлыкал от предвкушения того удовольствия, которое им (хотя, что конечно же и скорее всего ему) готовила на ранний ужин Анькина мама. Запах был настолько осязаем, что хотелось буквально кусать пропитанный им воздух. Казалось, можно было им же и наесться. Но это все лишь иллюзия. По факту же в животах обоих запели песни киты. У Стаса запел целый китовый хор. В какой-то момент ему даже неловко стало. Но заметив туже самую неловкость на лице супруги, он успокоился и принялся вновь дирижировать своими спазмами.
Стас хоть и вредничал порою, относительно наведывания к Анькиным родным, но в самом же деле он считал это делом исключительной важности, так как всякий раз его одолевало ощущение детства и некого празднества. Анна являла собой консистенцию этого празднества, ибо провела в нем всю свою сознательную жизнь. Она была подпиткой мужа.
– И да начнется пир желудка моего, – громко и весело заявил молодой художник, предоставляя жене треугольник своей левой руки. – И моего! – Добавил тот, погладив Анькин живот.
Дверь в дом была по обыкновению своему не заперта. Остановившись на пороге, молодые не спешили разуваться и снимать пальто. Атмосфера тепла и уюта этого жилища, потревоженная гостями, едва ощутимо коснулась их, словно бы обнюхав, и любезно приняла их в свои теплые объятия. Аня и Стас стояли бок о бок прижавшись друг к другу и, закрыв глаза в блаженной улыбке, вдыхали удивительные ароматы. До их уха донеслась приглушенная спокойная музыка. Все, можно было разуваться.
По звукам, доносившимся с кухни, было понятно, что родители их дожидаются именно там. Взяв Аню за руку, Стас устремился по зову своего голодного инстинкта.
Валентина, встретила своих детей (а ни кем другим она и не могла считать их, ибо молодожены были для нее единым целым уже на протяжении восьмидесяти восьми лет) в своем праздничном обмундировании: сиреневый