Дорога на Стамбул. Часть 2. Борис Александрович Алмазов
и в правду герой! – бесстрашно глядя в глаза командиру, сказал Трофимыч.
– Ты что подхорунжий… Ты что подхорунжий! – наклоняясь к самому его лицу, прошипел Бакланов,– Ты что институтка?! «Герой», Да он уже буйно помешанный! Он два месяца в аду кромешном без смены! Вы кого домой повезете? Вы кого вернете детям? У него детей куча, а вы его в аду держите! Ты что ли, пенек урюпинский, их кормить после войны будешь? – никогда за все время боевых действий, не позволял себе Бакланов такой грубости, но все офицеры, и даже, казалось бы, имевший право оскорбиться, старший по возрасту, что было выше чина, Трофимыч, ахнули и в сотый раз подивились своему отцу-комиандиру. Миром-то ведь еще и не пахло!
– Правильно разнес, – без обиды, говорил Трофимыч, когда они с Зеленовым подъезжали к Габрово, направленные отыскать и вернуть в полк казака Телятова, – Нам через то большая укоризна. У меня и так вся душа за этого Телятова изболелась. Ездили ведь к нему в сентябре – ни в какую! Ездил то не я, я бы его и слушать не стал – в полк, и все дела! А Целилов отступился. Ну, не едет и не едет. Хай ему! Привез бумагу, чтоб, мол, считать прикомандированным к штабу Радецкого. А ты сотника телятовского спросил? Сотник дозволяет аль нет? Прикомандированный он! Итак, весь полк расчепушили, не собрать никак! И этот уж третий месяц как прикомандированный !
– Пригрелся, небось, при штабе то…– угодливо, но не к месту, вякнул, прибывший со сменной сотней, казак Букановской станицы Колесников.
– Да уж там пригреесси… – оборвал его, четвертый в группе, урядник хутора Базкова Ермолай Акиндин. – Ты говори, да откусыай, а то и по суслам схлопочешь…
– А я чаво?
– То-то и оно что «ничаво»! При штабе! Козел ты базковский и есть! Да там живого места нет, что бы значит пулей, либо осколком не прибило. «Пригрелси!» От башка рогатая! Ты что не видишь: оттэдова транспорты с оммороженными волокут! Главно дело ведь как скажет приторно – «пригрелси». Там огня не развести, люди колами замерзают, а ты «пригрелся». Так бы и врезал по мордам! Харя ты, раскосая, не у нас деланная! – он замахнулся нагайкой, но Трофимыч и Осип одновременно невольно цыкнули.
– Нооо! Будя, будя…
– Ты, брат, вот что! – сказал Трофимыч, – ты эти урядницкие замашки бросай! Тута война значить! Не казарма! Домашаешься по мордасом – то! Схлопочешь пулю промеж лопаток!
– Да че вы? Я без обиды.... – загудел Колесников, – я, пра, не знал. У нас то вот льет, как прохудилось.
– В башке твоей тупой прохудилось, – не мог уняться Акиндин. – Тамотки все же горы и не пример как у нас – много выше.. .Расположил? Тамо уж котору неделю, сказывают, лед кругом, заносы да морозы.
– Там ад ледяной. – сказал Трофимыч.
– А у нас тута рай… – пробурчал Колесников. – Стоим в воде – по самые муде!
– Вот ты, кака кострица влипчивая! Как есть букановская строка!
– Чего табе букановские не по ндраву!
– Ехай мовчки!
– Ехай, ехай…
– И не гуди тута…
– Я и молчу давно!
– Вот и молчи!
– И молчу!
Осип