Там, за поворотом…. Галина Фабрициус
дед мой был безотказен в просьбах новой власти. То сани-дровни[4] для колхоза бесплатно все ночи в избе делал, то верёвки из своего льна вил да отдавал на нужды колхозов.
С тех пор закаялась Марфа бегать «наряжёнкой», а меня, свою дочь, с удовольствием наряжала, но предупреждала: «К начальству в избы не захаживать, колющих, режущих и других опасных вещей с собой не брать, ерунды не баять[5]. Молчком плясать, авось не узнают, коль набедокурите в азарте праздника».
Свидание с детством
Ребятишки шестидесятых – семидесятых росли и воспитывались на фоне деятельности старших, но никак не на первом плане. Некогда было отцам и матерям внимание обращать на проблемы и страхи детей. Основные родительские обязанности – накормить, обуть, одеть, делом занять, ну ещё в бане помыть, обстирать. А что на душе творится, какие обиды за день ребёнок испытает? С этим иной раз справлялись бабушки, дедушки. Кто ещё душевные бури станет разбирать, даст дельный совет или просто успокоит? Есть друзья-сверстники, но что они могут? Какую-нибудь насмешку состроить… Вот и попадает ребёнок в сложное положение. Дрожит, нервничает, не зная, как поступить. К примеру, разбил дорогую память – чашку бабушки. Сказать родителям или соврать? В обоих случаях нехорошо. Скажешь – заругаются, могут и побить, а соврёшь – ещё хуже, станут обвинять чужих, побывавших в доме, и впоследствии может попасть как от родителей, так и от напрасно обвинённых. Это теперь не оставляют детей одних: и гуляют с ними, и на секции водят. А прежнее поколение росло, как трава в поле, авось, да и вырастет правильная, а глядя на родителей, и полезная. А коли ребёнок из хорошего рода, значит, всё встанет на круги своя, будет у него всё как у всех: работа, дом и семья в будущем.
Я росла под всеобщим приглядом, то есть любой взрослый в деревне мог поучить жизни, дать наставление, поругать или запретить. Родная бабушка нашу семью – маму, брата и меня – в свой дом не приняла. Мы пошли жить на ферму, точнее говоря, в домик «счетовода», стоящий в пятидесяти метрах от свинофермы. Мне было четыре года, а брату десять, когда отец нас покинул, уехав на свою далёкую родину, во Львов, и не вернулся, а мы остались. Мама устроилась в совхозе охранять свинарник, и ей разрешили жить в конторке счетовода при свиноферме с условием, что только вечером изба в нашем распоряжении. Надо было топить печь, прибираться, чтобы утром для работников было тепло и чисто. Так я и росла на людях.
Свиноферма находилась в трёх километрах от центральной усадьбы с магазином и школой. Маме постоянно приходилось бывать «на волости»[6], как тогда говорили, а брат ходил туда в школу, кроме, конечно, воскресений. Я зачастую оставалась в одиночестве. Занималась играми без игрушек – их не на что было купить, бегала по ферме, смотрела, как ухаживают за поросятами, лезла во все взрослые дела и даже пасла летом с дядей Ваней огромных свиноматок. Иван с женой Анной управлялись со всем свиноводческим хозяйством.
Сани-дровни – трехметровые санки для лошади с двумя двухметровыми жердями на длину лошади для снаряжения повозки.
Баять – говорить.
Волость – крупное поселение с расширенной структурой (школа, магазин).