На другом берегу. Любовь Абрамова
курения? Антитабачная кампания? Или полиция нравов?
Ксеня перевела взгляд с Лики на Стрешнева, снова на Лику, покраснела так, что даже кончики ушей заалели и пробормотала:
– Нет, я не против, мне пофигу. Главное, чтобы вас Колесников не спалил.
– Пока вы с Ликой не налетели, никто ничего не палил. Уже который день, – Стрешнев отодвинул Ксеню и как ни в чем не бывало пошел в свою комнату, а Лика снова посмотрела вниз: конечно, парень успел уйти.
– Почему ты соврала Стрешневу? Ты ведь против курения, – сказала Лика. Ксеня, действительно, активно пропагандировала здоровый образ жизни: кому, как не ей, кандидатке в мастера спорта, агитировать против зависимостей? А тут упустила такой явный шанс прочитать лекцию о вреде курения!
– Я не соврала, – Ксеня пожала плечами и поправила халат, – это его право, может делать, что хочет. Знаешь, мне кажется, когда от парня немного пахнет табаком, это придает ему брутальности что ли…
Ксеня умолкла и покраснела еще гуще, а Лика снова убедилась в том, что чужая душа – те еще потемки.
На ежедневном собрании кураторов Колесников объявил: вечером их ждут посиделки у костра, поэтому готовиться к квесту не нужно. А завтра, после занятий, будет просто игра в “шляпу”. И всего делов – нарезать из белого картона карточки да переписать на них слова. Лика не поверила своим ушам.
Лебедь в подготовке квестов не участвовала, раз за разом находя новые нелепые причины, по которым ей было совершенно необходимо присутствовать на лекциях Колесникова: то материалы ученикам раздавать, то помочь настроить проектор, однажды просто пошла отнести забытую книгу и не вернулась. Стрешнева Лика частенько прогоняла сама: было проще сделать работу за него, чем выслушать нескончаемый поток острот. А Майя, хоть и могла нарисовать роскошные львиные головы на картонных рыцарских щитах, но, в остальном, помогала бестолково: часто бросала дело и доставала свой скетчбук.
Когда с карточками было покончено, Ксеня не дала Лике ускользнуть в их комнату. Семинар еще шел и они спустились на первый этаж. Почти все кабинеты были заперты, на подоконнике коридорного окна стоял одинокий цветочный горшок с пожухлым фикусом, вертикальные жалюзи – задвинуты, но несколько изжелта-белых пластин отсутствовало и неравномерные, то узкие, то широкие, полоски солнечного света грели линолеум, подсвечивая тучки пылинок, Лика качнула рукой одну пластинку, остальные заколыхались, ударяясь друг о друга, клацая пластиком. Через приоткрытое окно проникал запах скошенной травы и коптилен. В городской школе пахло бы иначе: горячим асфальтом, мелом, возможно, свежей краской. С детской площадки, что у дома напротив, доносились бы радостные возгласы, визг ребятни, окрики взрослых и звуки прыгающего мячика, треньканье велосипедных звонков, перестук колёс самокатов. Здесь же слышно было только щебет птичек, далекие удары топора да гул голосов – из единственного открытого кабинета. Можно было подумать, что школьники просто пришли на субботник, убрать кабинет перед каникулами, или у них классный час,