Чудовища, рожденные и созданные. Танви Берва
хриплю я. Вкус солёной воды продолжает щипать горло. – Скорее. Прошу. Это срочно. Мой брат… – Я пробую заговорить снова, но могу лишь смотреть на аптекаря. Голова работает неправильно. Я это знаю. Тревога растёт. Живот будто набили ватой, и я ничего не могу с этим поделать.
– Серебро принесла? – спрашивает он.
– Да, – говорю я прежде, чем успеваю себя остановить. По моему лицу пробегает нервная судорога. Надеюсь, торговец не заметил.
Он что-то ворчит и исчезает за грязными занавесками.
В углу раскалённой лавки горит дешёвый воск. Водяные часы отсчитывают секунды. Костяшки моих пальцев выступают, словно хребты. Окровавленные рукава белой рубашки испачкались в жире с прилавка.
Торговец наконец возвращается, тяжело дыша, и высыпает лекарство на прилавок дождём из упаковки медного цвета.
– Три серебреника.
Я сглатываю. Сморщенные от воды пальцы сжимают нагретый прилавок.
– Забыла. Вообще-то прямо сейчас их у меня нет. Выронила по пути сюда. Я бежала. Наверное, они…
– Нет серебра – нет лекарства, – заявляет владелец лавки. – Вы уже и так изрядно мне задолжали!
– Прошу, – умоляю я. Знаю, что звучу отчаянно. Загнанной в угол. Но противоядие нужно мне сегодня. С этим ничего не поделаешь. У меня осталось меньше часа, после чего бред Эмрика станет неконтролируемым. Он может кому-нибудь навредить. Может навредить себе.
Моя мольба полностью меняет его манеру держаться.
– Корал Охотник, – говорит он с усмешкой, адресованной имени моей семьи, подкасте съёмщиков. – Может, твои друзья земельщики пустят тебя в свои аптеки?
Будь на моём месте Эмрик, он бы перепрыгнул через прилавок и намылил мерзавцу шею. Он уже так делал, когда мы приходили за лекарством для Лирии.
Я лишь говорю:
– Я заплачу вдвое больше. Только дайте мне антидот.
– За два месяца не принесли ни гроша, а теперь собираешься заплатить вдвойне?
– Нам нужно оплачивать лечение сестры каждую неделю! Вы же знаете! Все это знают, – кричу я. Звук отдаётся в голове эхом. Перед глазами всё становится серым. Если я не раздобуду лекарство, отец вышвырнет меня за порог. Но на это мне плевать. Меня волнует Эмрик. Он будет думать, где я. Почему не прихожу на помощь.
– Продаётесь земельщикам и не получаете за это ни гроша? – отзывается кто-то снаружи магазина. – Какая трагедия.
Татуировки в виде колючих лоз начинаются на лбах и исчезают на шеях. Я понимаю, что эти люди из уличной банды, по красным повязкам у них на руках: они принимают ставки на гонку славы. Главарь гримасничает, обнажая в перекошенном рту острые зубы.
Эти смутьяны пытаются вывести нас из себя каждый божий день. Они ненавидят нас за то, что мы Охотники. Думают, что мы продаёмся высшей касте земельщиков, хотя на деле мы начинали как простые стражники для рыбаков-съёмщиков в первые дни существования поселения.
Как будто они не устраивают стычки с другими съёмщиками, чтобы поддержать возниц