Зеленые тетради. Записные книжки 1950–1990-х. Леонид Зорин
шоферюги Виктора, которую он мне рассказал. Не бабник, никогда им и не был. Но нужна была комната, свой потолок, общаги совсем его доконали. И главное, не будь холостым, комнату он мог получить – очень уж все удачно сошлось, ведомственный домина достраивался и был почти готов к заселению. Надо было скорее жениться. Но все кандидатки, увы, отпали по независящим причинам. Виктор взял отпуск, рванул в деревню – сроки отчаянно поджимали. Там вызвал он девичий переполох, ибо, страхуясь от неудачи, закидывал в разных местах свой крючок, не обходя ни одной вниманием. При этом ввиду нехватки времени с ходу форсировал события. Эта беспроигрышная стратегия не привела, однако, к успеху – местные парни его изметелили, да так, что он уже отходил. Полумертвый, был доставлен в больницу и здесь познакомился с медсестрой. Исцелился он быстро, нельзя было нежиться, можно было опоздать к заселению – мысль эта помогла организму. Когда он выписался, они зарегистрировались. И действие понеслось к хэппи-энду. Ему был выдан ордер на комнату. В ней он и зажил вместе с женой, с трудом привыкая к своей удаче. Что было основой его ликования – жилплощадь или семейная жизнь – мне не до конца прояснилось. Но, в сущности, это не так уж важно – я видел счастливого человека.
И сразу же понял: в моих руках трагикомический сюжет, настолько объемный, что он вмещает и любовную и социальную жизнь этих непостижимых лет. Все есть в нем – и наш повседневный быт, и мечта, граничащая со страстью, и новый герой, который готов на авантюру и на смерть, и любовь, и рифмующаяся с ней кровь и, наконец, счастливый конец, вознаграждающий за испытания.
Вот он, наш сегодняшний жанр, когда после тотальной войны, после безжалостного террора, после всего, что мы с вами пережили (многое переживаем и ныне – бедность, бездомность, зависимость, тупость, тусклую казенную жизнь), – нам нужно спастись и закрыться иронией.
Несчастные люди устали страдать, созрели для того, чтоб смеяться над самой драматической темой, над самым трагическим поворотом – будь то война, будь то разлука, будь то даже последний час. (Комментарий, сделанный в 1990-х: До сих пор не могу я себе простить, что так и не написал этой пьесы.)
Идеальную систему движения определяет закон приращения – маршрут включает в себя пройденный путь. Тем не менее главная часть человечества (и тут мы находимся в первых рядах) развивается по более соблазнительной версии – по закону опровержения. Любой предыдущий шаг нам в тягость. Не поднимаемся по ступеням, а радостно совершаем скачок. По обыкновению, в пропасть. Так распадается связь времен.
«Распалась связь времен…» Вечный вздох. Но в дело вступает закон ностальгии, и после очередного падения, смутно себе представляя будущее, мы вновь оглядываемся назад. Но реанимация на обломках происходит по привычной нам схеме, отрицающей созидательный выбор. Реанимация, заряженная разрушительной энергетикой: не изживаем ни фарисейства, ни постоянной потребности в идолах, ни исторической беспощадности – именно эти достойные качества приумножаем с особым