Фронтовой дневник (1942–1945). Василий Цымбал
дали только кукурузной крупы. А тут еще хозяйку взяли на передовую рыть окопы, и ее девочка сварила мне из кукурузной крупы на завтрак суп, и на том все мои продукты закончились.
Днем я наварил котелок бурака и ел его. Было противно и голодно. На сегодня дали 400 гр. настоящей белой пшеничной муки. Но это ведь тоже очень мало. Ее можно съесть за завтраком, сделав галушки или затирку, а потом весь день будь как хочешь. Бураков нет. Я снова испытываю голод, и мне вновь снятся рестораны, столовые с хорошими закусками и винами. Настроение печальное. Перспектив пока нет никаких. Я уже перестал думать о скором окончании войны.
Население живет очень бедно. Оно целиком ограблено немцами и голодает. Мне очень тяжело смотреть на двухлетнего ребенка, который здесь живет. Это ребенок золовки моей хозяйки. Она с двумя детьми эвакуировалась из Новороссийска. Ребенок измучен, постоянно плачет и просит кушать. Ежеминутно раздается его плаксивый голосок: «Дай! Дай!» Но что ему могут дать, кроме кукурузной каши без всяких жиров и соли. Он и эту кашу ест с жадностью, ему никогда не дают ее вдоволь, и он снова плачет и кричит: «Дай!» Жалко смотреть на его детское, как будто старческое измученное лицо. А его мать вот уже пятый день лежит в постели, болеет. Я приводил нашего врача. У нее нет особенной болезни, просто ангина, простуда, но она уже пятый день ничего не ест, потому что есть нечего, и от этого лежит в постели. Она голодна и истощена.
Хозяйкина девочка печет сегодня для себя и меньшего брата (ей 13 лет, мальчику 11) малайчики104. Я видел, из чего она их делает: кукуруза, фасоль, бурак, сушеные дикие лесные груши и яблоки. Все это пропущено через мясорубку и как-то заквашено. Я ел такой малайчик. В нем мало питательности, но все же создается впечатление, что ты ешь хлеб, и это, конечно, лучше, чем те бураки, которые я ел вчера без хлеба.
Сейчас я спросил девочку, как она планирует питание. Она на двоих (пришел еще один товарищ – Шевченко) готовит на завтрак чугунок супу, который хозяйка готовила мне на завтрак одному. На обед девочка ничего не готовит. Говорит, что нет посуды. Да и неохотно все она это делает и не понимает еще. Мать, конечно, сделала бы большой чугун супу, чтобы хватило и на завтрак и на обед. Значит, сегодня вновь голодать.
На дворе идет косой сильный снег, как в декабре или январе где-нибудь в Центральной России или на моей родине, на Украине. Хорошо в такую погоду быть сытым, сидеть в тепле и читать хорошую книгу.
Вечер. Снова хмуро. Снег не растаял. Днем я проводил политические занятия. Наконец, решили сделать меня агитатором. Раньше не доверяли, как рядовому. Проведенным занятием мои начальники, в частности Архипов, остались довольны. Еще бы! Послушали бы они мои лекции на литературные темы – эти бывшие работники прилавка Архиповы.
Пронеслись слухи, что наши войска заняли Новороссийск и снова отбили Харьков. Не знаю, насколько это достоверно. Но если это так, то это приятная и радостная новость.
24 марта 1943 г.
Слухи о Харькове и Новороссийске еще не подтвердились,
104
Малайчики – пирожки из кукурузной крупы или муки.