Без сестры. Психопатороман. Станислав Шуляк
мой купил по дороге бутылку вина, мы выпили. Ещё была килька в томате и чёрный хлеб, мы поели.
Неподалеку гудела печь, было жарко и маетно.
– Твоя сестра… – застенчиво сказал Олег Олегович. – Расскажи мне о ней. Какая она?
В другое время я, может, и не стал бы рассказывать о сестре. Всуе трепать её имя, касаться её образа. Но тут я опьянел и разомлел. Что такого, если я расскажу Олегу Олеговичу? Он – хороший человек, хотя и очень простой. Но его интерес к сестре не мог её никак принизить или запятнать. Невозможно запятнать бриллиант, воздух, солнце, небо. Протуберанцы – это не то! Протуберанцы украшают Солнце, они придают ему особенность, своеобразие.
Хуже было другое. У меня не всплывало в уме никакого связного эпизода, рассказав который, я тотчас бы представил точный образ сестры. Никакого воспоминания, которое следовало бы лишь облечь в слова…
– Сестра… – начал я и надолго задумался. Олег Олегович благоговейно молчал. – Я старше… – сказал я. – Старше. На сколько-то лет. Намного. Но она… она сидела рядом и была для меня, как мама.
– Как мама, – прошептал Олег Олегович.
– Давно-давно, – сказал я. – Я был мальчик, пацан. Я только пошёл в школу, в первый класс. В самый-самый первый день. Первый раз в школу. Школа была через дорогу, мы жили в институте, там работал отец, он тогда писал диссертацию. Докторскую. Нам дали квартирку из одной комнаты, временно, тогда такое бывало. Мама отвела меня за руку в первый мой день, было три урока. И на третьем уроке я уписялся. Надо было всего лишь поднять руку и сказать: «Людмила Борисовна, можно выйти?» Но я не поднял и не сказал, я хотел и терпел, а потом терпеть не смог и написял в штаны, и все это увидели. Меня не ругали, ничего – такое с некоторыми случалось.
– Да, – прошептал Олег Олегович. – И со мной было.
– Меня отдали в школу шести лет, я умел читать и складывать до пятидесяти или до четырнадцати, а в детский сад я не ходил, потому был стеснительным мальчиком, не знал, как нужно говорить со взрослыми, я и сейчас этого не знаю. А потом прозвенел звонок, все спустились со второго этажа в раздевалку, там такая лестница была закруглённая, и стены обшиты панелями, дубовыми, тёмными, лаком покрытыми. Всех ожидали мамы и бабушки, всех целовали, помогали одеться, а меня не встречал никто, мама меня не встречала, она работала и не пришла. Всех переодели и увели, и я остался один. Я мог бы уйти сам, я прекрасно знал, куда идти – там всего-то нужно было перейти дорогу, но я не умел шнуровать ботинки, и главное – всех встретили, а меня нет. Я стал плакать. Гардеробщица стала меня утешать, хотела даже вести домой, но я вырвался и побежал домой сам, с расшнурованными ботинками…
Тут я замолчал. Олег Олегович слушал меня, затаив дыхание.
– А сестра? – наконец, спросил он.
– Что – сестра?
– Ты хотел рассказать про неё.
– Хотел.
– Где здесь сестра?
– Сестры здесь нет, – будто опомнился