Шалопаи. Семён Данилюк
Толечка заметил Даньку, замахал:
– Даниил, к нам!.. Знакомы? – обратился он к соседу справа. – Это сын Нины Николаевны Клыш, дружок нашего Альки. А это…
– Девятьяров, – коротко представился сосед. Руку не протянул. Ограничился скупым кивком.
– Если кто не знаком с Даниилом… – дядя Толечка изобразил общий жест.
– Как же-с! Как же-с! Наслышаны, – Баулин потянулся с поцелуем. Данька уклонился. Уселся рядом с потеснившимся Горошко.
– Танечка! – Земский похлопал в ладоши. Из подсобки вышла молоденькая пухлоколенная официанточка с приколотым бумажным фартучком. К Данькиному изумлению, дядя Толечка прихватил её за талию. – Детка! Сообрази-ка нам ещё заварной чайничек! Видишь, парень насквозь промок. Как бы без горячего чайку в горячке не свалился.
Официантка зашептала ему в ухо.
– Что ж, что шумим. Хороший чаёк всегда бодрит, – возразил Земский. Кивнул Горошко.
Тот, не мешкая, сцедил из заварного чайничка остатки в бурый стакан. Хватило наполовину. Подвинул Клышу.
– Мне б щас чего покрепче, – Данька ощутил озноб.
– А ты махни! – настойчиво предложил дядя Толечка. – Иногда и чаёк целебен.
Клыш из вежливости отхлебнул. Глаза выпучились. В горле загорелось, зажгло в желудке. Отдышался. Принюхался.
– Умеете умно и тонко пошутить, – оценил он под общий хохот. В чайнике оказался коньяк.
– Вот и славненько. Зато не заболеешь, – порадовался дядя Толечка. Прислушался к далекому грозовому гулу голосов от винного магазина.
– Драка там, – сообщил Данька.
– Что делают с людьми? Самое мерзкое, что в глубинах таилось, наружу попёрло, – Земский в сердцах пристукнул стол. – Вот ты, Дима, как наш новый зам председателя райисполкома, объяснись перед нами, избирателями, с чего вдруг власть собственному народу войну объявила?
– Ну, у меня ещё совещание, – Девятьяров, не желая быть причастным к крамольному разговору, пошарил по скамье в поисках шляпы.
– Да и мне пора, – согласился с ним майор.
– Не-не-не! Посошок! – захмелевший Горошко подхватил наполненный на треть стакан. – Поднимаю за Анатолия Фёдоровича! Главного спасателя комбината. А отныне он и наш с Оплетиным индивидуальный спаситель. Анатолий Фёдорович! Чтоб знали: ваша реконструкция!..
– Да не моя! – рассердился Земский.
– Общая, но под Вашим знаменем, – вывернулся тостёр. – Потому что все вашими идеями пропитались. Короче! Куда Земский, туда и земство. Не секрет, я из корда вышел. Моё производство! Каждого работягу знаю. Но раз Земский решил, что корд сворачиваем, – всё! Как команды в строю. Вот при всех: надо будет голову на плаху за реконструкцию – положу! Веришь, Фёдорыч?! Я тебе до нутра верный!
– Делу надо быть верным, – не повёлся на лесть Земский. – Все мы одному делу служим!
Он протянул руку Девятьярову.
– Спасибо за выручку, Дима. По правде, засомневался в тебе. Боялся, в