Татьяна, Васса, Акулина. Татьяна Алфёрова
порой отец, но Васса молчит. И кикимора молчит, она всегда молчит. Со всеми, кроме Вассы.
– Не отпущу тебя замуж, – шутит отец. – Будешь с нами всегда, кухаркой. Как без такой похлебки или щей проживу?
А кикимора смеется за печью, теребит птичье гнездо на голове, а то и выскочит пестрой курочкой на середину избы, поцокает острыми точеными когтями по дощатым полам, закружится.
И прожила бы Васса счастливо при отце и матери, кабы не ее страсть.
Уже порядочного возраста была, на гуляния, беседы и супрядки ходила, пусть не шибко охотно, потому что ее за взрослую девку из-за маленького роста не считали. Но не обижали. Не из жалости: побаивались. Так обидчиков отбрить могла, что деревня неделю смеялась, повторяя ее присловья, а иное прозвище на всю жизнь к обидчику приставало. Если же не на шутку раздухарится, могла и в драку полезть, ничего не боялась. Бесстрашная, злая, как пестрый коршун. Но это все была ненастоящая «детская» жизнь, незатейливая, хотя увлекательная.
У Вассы не было хоровода подруг, как у Маремьяны, к ней не сватались гурьбой женихи, как к Маремьяне. К той аж с четырнадцати лет сватов засылали. Голубоглазая сестричка выбирала долго, до восемнадцати годов она выбирала суженого, но наконец убралась замуж.
Васса надеялась, что к ней не посватаются отвергнутые старшей сестрой женихи или другие какие знакомые парни. Все они не нравились Вассе.
Лошади были много симпатичней.
Где-то далеко живет, ищет ее, Вассу, князь-царевич-королевич, предназначенный судьбой, но когда еще прибудет…
Пока же Васса при всяком удобном случае норовила улизнуть к лошадям. Вместо гулянья за деревней с подругами и будущими женихами – в ночное с парнишками ездила, а ведь неприлично девушке-то. В ночное – значит выгуливать деревенский табун лошадок до рассвета, чтобы паслись, траву ели, вес и лоск шерсти набирали. Лошадки стреножены, чтобы не ускакали. Парнишки-подростки следят равно, что за своими, что за теми, что поручили другие хозяева. Один табун-то. И опасности равны: либо волки, либо воры. От волков спасает костер, от воров одно средство – не спать, смотреть в три глаза.
Акулина стыдила Вассу, била по щекам, умоляла-плакала – без толку. Мать стращала, что, мол, если верхами ездить, можно от того девство потерять, никто замуж не возьмет. Васса отвечала:
– Пусть! Вот счастье-то!
Отец учил неоднократно: за косу рыжую драл. Но драл не сильно, жалел дочку, видать, потому и не удержал дома. Выскочит девка в окно, да и в поле – не с парнями, что было бы понятно, хоть и грешно, а с парнишками малолетними, в ночное, лошадей сторожить.
У Сергея в хозяйстве две смирных лошадки (третью продал), не считая жеребят. Так ведь в поле ночью дочь возьмет чужого жеребчика из общего табуна, а парнишки-подпаски ей прекословить не смеют: она старше, взрослая, считай! Заболтать ухитряется только так. В рот ей смотрят, ждут, что вот-вот золотом чихать начнет! Васса распутает ноги приглянувшемуся жеребцу и мотается верхом полночи.
Может, кикимора ей какое слово волшебное передала, чтобы лошади слушали? Собаки деревенские