Рвущийся в небо. Светлана Романюк
полоска, Кипун понял, что несколько переоценил свои возможности. Плечи гудели, руки ещё двигались, но однодерёвка плыла, скорее подчиняясь волнам, чем взмахам весла. Прохладные солёные брызги долетали до лица, позволяя хоть ненадолго отогнать сон. Приходилось чаще садиться. Грести можно было и сидя, и даже лежа, но Кипун не рисковал. Так лодка двигалась медленнее, да и в сон клонило в разы сильнее.
За мысом чуть полегчало. Вдоль берега на глаза стали попадаться мостки, пристани, сараи, дома. Отец сам редко ходил на Срединный, а Кипуна брал с собой и того реже. Кипун смотрел во все глаза. Смотрел, как неспешно по своим привычным делам пёстрыми стайками идут женщины в цветастых балахонах. На Угре повседневные одежды были куда практичнее. Здесь же от жёлтых, красных, оранжевых оттенков, иногда разбавленных тонкими полосками синего, рябило в глазах. Смотрел, как мальчишки гонят коров и те чёрными, рыжими и белыми пятнами разбредаются по сочной зелени травы. Травы здесь тоже было гораздо больше, чем на Угре. Над водой прокатилось низкое «Моэ-э-э». Кипун поёжился, на Угре коров держали только приозёрные, да и то единицы. У приморских и того не было, кормились морем.
Несколько раз мимо проходили лодки, большие, с мачтами, с серыми пока ещё туго свёрнутыми парусами. Бородачи в лодках по-доброму усмехались, видя однодерёвку, и приветствовали Кипуна покачиваниями вёсел. Кипун вздымал в ответ своё весло, из последних сил стараясь не показать, что руки от усталости еле движутся.
Главная пристань показалась, когда солнце уже было высоко. Кипун щурил слезящиеся от солнечных бликов глаза и нервно кусал щеку изнутри. Чуть выдохнул, лишь когда разглядел ритуальный плот, который степенно покачивался на волнах и терпеливо ждал пассажиров. Успел! Но радость была недолгой. В следующее мгновение Кипун увидел отцову лодку на причале, а следом и самого отца, и деда, и дядьку – на берегу. Лица родных не предвещали ничего хорошего.
Кипун насупился, повёл плечами, не стряхивая усталость, а пряча её, и направил однодерёвку к причалу, поближе к отцовой лодке.
– Наплавался? – первым делом спросил дед.
– Садись, – велел отец. – Дома поговорим.
Кипун упрямо мотнул головой.
– Я приехал за крыльями, – заявил он.
– Хе! Мать там с ума сходит от беспокойства, а он!.. – вступил в разговор дядька.
– Садись в лодку! Не позорь, – рыкнул отец. – За крыльями в следующий раз придёшь. Дорастёшь когда…
– Я уже дорос, – тихо перебил его Кипун.
– Перечишь? – вскинулся отец.
Дед положил руку ему на плечо.
– Остынь…
Повисли мгновения тишины, нарушаемой лишь плеском волн да далёким людским гомоном, который, впрочем, становился всё ближе.
– Дорос, говоришь? – переспросил дед у Кипуна и, не дожидаясь ответа, добавил: – За крыльями пришёл. Ну что ж… Иди бери. Попробуй!
Отец и дядька одновременно возмущённо дёрнулись.
– Отец, ты что? – хором выкрикнули они. – Мы его зачем полночи догнать