Рвущийся в небо. Светлана Романюк
на помост первыми. Пока собирались остальные, Иняй вновь расстелил свой платок на досках. Последним подошёл чужак с Дальних островов. Шесть синих и четыре белых семечка по-прежнему ярко выделялись на оранжевом фоне.
Старик вздохнул и убрал один белый кругляш.
– Оставь, отец. Пусть лежит, – раздался мелодичный голос, и на помост зашла Инесь.
Иняй удивлённо посмотрел на дочь.
– Я возьму, – пояснила она.
Ветер шевелил свисающий с её плеч бело-синий ритуальный плащ. Второй такой же она сунула в руки Кипуну.
– Ты? – растерянно переспросил Иняй.
– Может, вторая попытка будет… счастливее первой, – сказала Инесь. Горькая усмешка искривила её тонкие губы.
– Но… – хотел было что-то возразить Иняй, но осёкся и молча уставился в глаза дочери.
– Ой, что бу-у-уде-е-ет, – шепотом протянула Сэнежа в ухо Кипуну.
Вышло неожиданно громко. Иняй вздрогнул и, стукнув своим посохом по доскам помоста, гаркнул:
– Что суждено, то и будет! В круг! Вставайте в круг!
Ритуал пошёл своим чередом. Вновь зазвучали песни. Послышались голоса, тянущие замысловатый мотив. Сперва робко, затем всё увереннее и громче. Шелест браслетов жреца. Рваный ритм, что Иняй отстукивал посохом по доскам помоста. Притопывания и хлопки. Всё это завораживало, кружило и без того тяжёлую от недосыпа голову Кипуна.
Всё слилось в какой-то пёстрый ком звуков, лиц, запахов, движений. Из этого кома иногда выпадали отдельные фразы, смысл которых пробивался к разуму Кипуна, а затем всё вновь тонуло в неразборчивом шуме.
– …обнять родных, – сказал Иняй.
И Кипун увидел, что к Сэнеже и Алкаже бросились их родители. Мать ничем не отличалась от дочерей, разве что волосы были строго заплетены, да в уголках глаз виднелись лучики тоненьких морщинок. У Кипуна мелькнула мысль, что отец с дедом, наверное, нарушили какие-то обычаи, когда подходили к нему раньше. С другой стороны, если бы это было серьёзным нарушением, Инесь указала бы им на это.
– Давай, Кипун, не посрами! – сказал неизвестно откуда возникший дед, коротко обнял и ласково похлопал по спине. В лицо дохнуло табаком.
Поднялась суета. Люди выкрикивали добрые пожелания. Потом все вместе двинулись к пристани. Толчея усилилась. Деда оттёрли в сторону. Кипуну сперва чудилось, что он всё ещё слышит его голос, потом гул стал таким плотным, что выделить из него что-то конкретное оказалось немыслимо.
Более-менее четко осознавать происходящее Кипун стал уже на плоту. Он сидел, скрестив ноги, на циновках под навесом. Рядом с ним сидел крупный, с одутловатыми чертами лица и чуть оплывшей фигурой парень, Сэнежа, кажется, говорила, что это Литюш. Литюш покачивался из стороны в сторону и безотрывно смотрел на Бажуту. Та сидела у основания треугольной мачты и не обращала внимания на давнего знакомца. Она весело щебетала со вторым молодым человеком, про которого Сэнежа рассказать не успела, а может, просто сказать нечего было.
Кипун вздохнул, где-то в груди наконец-то распустился тугой узел тревоги. До последнего не верилось,