Идеальная совокупность. Том 2. Михаил Макаров
Я глотнул озончика и новый рывок предпринял.
Питался и спал хаотично, в туалет мчался, когда становилось совсем невтерпеж. Увлёкся настолько, что в течение бессонной ночи со вторника на среду не выкурил ни одной сигареты. Забыл, как и зачем это делается.
Первые сорок восемь часов новый сожитель не докучал, отсыпался после уличных скитаний.
Зато в четверг он встряхнул мне нервную систему конкретно. Было светло, стало быть, на улице день, я шарил рассеянным взором по интерьеру моего бастиона, не вполне понимая, где нахожусь. Тупо уставился в окно…
И тут сердце моё оборвалось. По перилам лоджии вышагивал котишка. Момент, когда он на них запрыгнул, остался за кадром. Двигался гадёныш деловито и абсолютно бесстрашно.
А ведь мы вознесены над землёй аж на сорок пять метров. Пропасть внизу! Или он думает, что летать умеет?
На ватных ногах, на цырлах, стараясь не спугнуть отмороженного, я устремился на лоджию. Мой косолапый маневр не остался тайным. Канатоходец замер и оглянулся, выражение мордочки при этом имел удивлённое: чего тебе надобно, старче? – оно означало.
– Завязывай, – попросил я его. – Пойдём лучше похаваем.
– Мяв, – коротенько ответил кот и двинулся дальше.
Настырный, он обязан был преодолеть дистанцию до конца. Мягкому приземлению на пол сопутствовал глухой пристук.
Я сгрёб его в охапку.
– Не пугай так меня, Львёнок!
Имечко родилось само. Царственная порода явственно читалась в манерах зверька. А отвага роднила его с поручиком Борькой Львовым, спасшим мне жизнь ценой своей в страшном бою под Любимовкой. Обливаясь кровью, дивизия безуспешно пыталась вышибить красных с Каховского тет-де-пона[52]…
Я помотал головой, разгоняя наваждение. Надо часик вздремнуть. Пока не вообразил себя Наполеоном или ещё каким-нибудь великим историческим деятелем.
Прежде чем отбиться, закупорил вход на лоджию. Смертельные цирковые трюки моим расшатанным нервам противопоказаны.
…В сюжетную линию я ввинтил историю, которую разархивировал, сидючи в камере. Тему навеяли ароматы пищеблока.
Году в девяносто седьмом в нашем ИВС один блатной объявил голодовку. Отстаивал шкурное, но коллегам преподнёс, будто страдает за общее. Авторитетом, хитростью и угрозами подбил остальных сидельцев поддержать его гнилую затею.
Случай был из ряда вон. Милиции, понятное дело, он пришёлся не в жилу. Работа изолятора не дезорганизована, но напряг в наличии. Ивээсники стали с пеной у рта доказывать начальству и прокурору, что они не верблюды. Что голодовка – воровской ход, а не ответ на ментовский беспредел.
Часики тикали быстро. Разговоры и по-хорошему, и по-плохому не работали. Пойти на уступки зачинщику было нельзя: он хотел слишком многого. И вернуть бузотёра в тюрьму тоже было невозможно. Его дело и без того приняло волокитный характер – область пеняла судье за нарушенные сроки.
И тут замнач ИВС Капустин применил старую лагерную хитрость. Начал жарить на постном масле лук. Дверь
Тет-де-пон – плацдарм (нем.)