Альманах «Истоки». Выпуск 16. Группа авторов
заговорил он. – Ведь мы почти что проскочили… А теперь вот Максима Гречика ранили и Лёшу Лобанова убили… Из гранатомёта Лёшу накрыли, когда мы уже к самому ручью вышли. Суки! Гады паршивые!
Прапорщик ругался зло, грязно и долго, – хриплым, надтреснутым голосом – чтобы дать выход тому, что жгло его. Когда Якимчук ушёл, Аникеев спросил:
– За что он меня, Гвоздик?..
Лицо его жалко кривилось, и губы вздрагивали. Глубоко спрятанные под каской глаза блестели горячечно, – словно в голове у Аникеева вертелась одна-единственная мысль. Она давила, вытесняла все остальные. Гвоздику стало не по себе от этих мерцающих глаз.
– Контуженый он. Совсем не в себе был, – стараясь говорить спокойно, ответил он. – Не понимал, что делает.
– За что он меня по морде?.. – снова спросил Аникеев.
В горле у него булькало. Пальцы с такой силой сжались в кулак, что костяшки побелели, и ногти впились в ладонь. Не дожидаясь ответа, Аникеев спокойно сказал:
– Я, Гвоздик, теперь Якимчука убью… Как сменимся, вернёмся в батальон, найду и убью.
Услышав эти полные тихой ненависти слова товарища, Гвоздик поглядел в его мерцающие глаза и поверил, что Аникеев сделает именно так, как говорит. Он почувствовал, как в нём нарастает ярость. Но через несколько мгновений это чувство сменилось острой щемящей жалостью. Гвоздик понял, как тяжело сейчас Аникееву.
– Успокойся, Ника, – заговорил он. – Прапорщик вообще-то ударил тебя за дело. Хорошо ещё, что он пар здесь выпустил, а значит не доложит комбату, как ты чуть не сорвал выход разведгруппы к своим.
– Не, Якимчук не такой, он закладывать не станет…
Аникеев вздохнул. Рука, стиснутая в кулак, разжалась. Он пошевелил затекшими пальцами и огляделся тоскливо.
– Соображать надо, Ника, – повторил Гвоздик. – Проворнее головой работать. Тихоходная она у тебя какая-то.
– Вроде верно ты говоришь… – Аникеев провёл по лицу ладонью. – Значит, по-твоему, я виноват?
– Виноват, – подтвердил Гвоздик, разглядывая крупного, широколицего парня, с которым служил рядом уже шесть месяцев.
…А вечером вдруг пошёл дождь. Он кропил солдатские спины, камни, превращал пыль и песок в жёлтую жидкую грязь, которая стекала тонкими ручейками вниз, к подножию горы. И спал, наконец, выматывающий душу зной. В полночь пришла смена, первый взвод. Спиридонов разыскал его возле каменной амбразуры. Они молча закурили, пряча в горстях огоньки сигарет.
– Ну, как вы тут? – спросил Спиридонов тоном человека, мысли которого сейчас где-то очень далеко. Гвоздик коротко рассказал ему о событиях минувшего дня.
– Да-аа, – протянул Спиридонов всё с тем же отсутствующим выражением, – разведчики, они бо-орзые…
На том они и расстались.
Гвоздик ещё долго думал, – и тогда, и много позже. Думал, и никак не мог до конца понять, почему люди иногда бьют друг друга по лицу.
Харон
Домовитый Аникеев устроил крошечный костерок между валунами, и они вскипятили