Тайна Самаэля. Алишер Арсланович Таксанов
первый этаж…
– А что за женщина? – подозрительно скривив нос, спросил я.
– Тимур, откуда мне знать? – развел руками Халмурад Шерзодович. – Я не спрашивал её… Но вы можете сами поинтересоваться, если нагоните.
– Рахмат34, ака! – сказал я и бросился вниз. Дети хотели было последовать за мной, но я жестом остановил их, мол, сидите дома.
Женщина, о которой говорил домком, уже была у дороги, когда я её нагнал. Она торопилась. Уже с десяти метров узнал её.
– Нигарахон! – крикнул я.
Та обернулась и испуганно замахала руками, словно увидела приведение:
– Нет, нет, Тимур-ака, нам нельзя встречаться!
– Почему? – удивился я, подбегая к ней. Было видно, что домоработница профессора Ибрагимова была не рада тому, что я все-таки заметил её приход. Попытка скрытно доставить какое-то сообщение провалилась, и это её нервировало. Но почему? Если боялась, то зачем пришла?
– Потому что нельзя… – глядя по сторонам, словно за нами мог кто-то подсматривать, произнесла она. Её лицо было белее мела, капли пота скатывались по щекам – признаки эмоционального перенапряжения. В её глазах читалось множество страхов: страх за свою жизнь, страх за меня и за то, что её неожиданное появление может привлечь внимание. Она явно боялась, что кто-то наблюдает за ней или слушает наш разговор, и это ощущение постоянного преследования не давало ей покоя.
– Я принесла вам письмо от Бекзода-ака…
– Письмо от Бекзода Хисамиевича? – поразился я. – Как он мог мне что-то написать, если он мертв?
Умарова дрожала:
– Да, он неделю назад написал его вам и сказал мне, чтобы я передала в том случае, если с ним что-то произойдет. Я бросила конверт вам в почту. Не знаю, что там написано, но думаю, есть ответы на сегодняшние вопросы… всё… не спрашивайте меня больше – я ничего не знаю.
– А вы сказали об этом следователям?
– Нет, что вы! – воскликнула женщина. – Они и так вас подозревают…
– Меня подозревают?
– Да, я слышала, как они общались между собой. Они считают, что в убийстве замешаны вы… Проект, деньги… Мол, неподелили вы с профессором сумму гранта.
У меня всё похолодело внутри. Несмотря на жару, меня бил озноб. Я чувствовал, как холод пробегает по спине и наполняет каждую клеточку тела. Сердце колотилось в груди, будто пытаясь вырваться наружу. Я не мог поверить, что кто-то может заподозрить меня в таком ужасном преступлении. Я всегда уважал профессора и никогда не думал о том, чтобы навредить ему. Это обвинение казалось мне безумным и чудовищным.
– Но это не так! Я очень любил и уважал профессора! И никогда бы не поднял на него руку! Это ерунда! Это чудовищное обвинение!
– Я знаю, можете мне это не говорить, – Нигарахон Атахановна продолжала опасливо оглядываться. – Иначе бы Бекзод-ака не стал бы вам писать письмо. Он чего-то опасался, но и мне не говорил. Лишь сказал, чтобы держался подальше от женщины, которая может появиться в доме.
– Какой женщины?
– Не знаю. Но её голос я слышала сегодня
Рахмат (узб.) – Спасибо.