Тайна Самаэля. Алишер Арсланович Таксанов
к своему подъезду. Почтовые ящики висели прямо у входа, и…
Тут до меня донесся крик:
– Не подходи ко мне!.. Не трогай меня!.. Вай дод, одамлар, ердам беринлар35!
Я подпрыгнул: голос принадлежал Нигарахон. Естественно, бросился на улицу, чтобы помочь. Разные мысли крутились в голове, но я понимал, что дело заходит все глубже и дальше. Со стороны дороги раздались звуки взревевшего мотора, визга колес, глухого удара и… истошные вопли женщин, видимо, чего-то узревших страшное и трагическое. У угла дома, где я остановился, передо мной открылась картина.
Нигарахон Атахановна лежала на дороге, раскинув руки. Её голова была в крови, и разбитый череп раскрывался, словно усталое лотосное цветение. На асфальте уже образовалась лужа алая, яркая, как ржавчина, постепенно разрастающаяся. Кожа лица была бледной, глаза были широко раскрыты, в них застыл ужас. Из разбитого черепа стекала на асфальт кровь, смешиваясь с пылью и грязью, создавая картину невыносимой трагедии. Внутренности черепа были видны, и этот кошмарный вид наводил страх. Сумка валялась в трех метрах от неё, словно она выпала из рук, когда Нигарахон пыталась спастись.
Машина, совершившая наезд, удалялась по улице академика Садыка Азимова с огромной скоростью. Преследовать мне её пешком было бессмысленно, да и не мне этим заниматься – номер наверняка люди запомнили, сообщат милиции. Две женщины и один мужчина крутились вокруг Нигарахон, но, судя по их жестам, все попытки оказать ей первую медицинскую помощь были тщетными.
– Она мертва! – крикнул мужчина, его лицо искажалось от ужаса. Это был средних лет мужчина с короткой стрижкой, в темной футболке и потертых джинсах, которые подчеркивали его широкие плечи. Он держал телефон в одной руке, а другой потирал лоб, словно в его голове не укладывалось то, что только что произошло. Его голос звучал хрипло и тревожно, и на мгновение я увидел в его глазах полное отчаяние.
Я же хотел было подойти к ним, как почувствовал, как кто-то сжал мою руку. Обернувшись, увидел перед собой взволнованную Индиру.
Она была бледной, глаза её блестели от слёз, а руки дрожали. Волнение и страх отражались на её лице, словно это были тени от смертельного происшествия. Её волосы развивались на ветру, а губы сжались в тонкую линию, когда она взглянула на меня, полные тревоги.
– Не ходи туда, – прошептала она, тоже напряженно смотря на дорогу.
– Но я…
– Ты ей ничем не поможешь – она мертва. Но привлечёшь ненужное внимание свидетелей. Милиция может решить, что это ты организовал наезд…
– Но я…
– Милиции это не объяснишь, им нужен тот, кто возьмет на себя всю вину, а ты, после смерти профессора, самый подходящий объект, на которого следует навешать убийства. Думаешь, следователи поверят тебе, что ты ни при чём?
Супруга была права. К тому же, ответы хранились в почтовом ящике. Но я не мог сдвинуться с места и смотрел на мёртвую домработницу. От жары плавился не только асфальт – быстро высыхала кровь. Она медленно впитывалась
Вай дод, одамлар, ердам беринлар! (узб.) – Караул, люди, спасите!