.
что выход один: лежать. А бросишь оборону – погибель в любом случае: немцы держат на мушке и, как зайца на ладони, тут же пришлёпнут, или свои пристрелят как предателя! А сверху – самолёты с крестами висят и в упор расстреливают бегущих. Снизу миномёты сметают всё живое. Один за другим низом пошли немецкие танки. Расимку била лихорадка! Он со страху выхрипывал проклятья и громко плакал.
Четыре танка взбирались наверх. Но… неожиданно все четыре враз повернули и, обойдя высотку, стали заходить в тыл. И тут сквозь гул Расим услышал приказ: «Оста-авить высоту! Бегом в овраг!» Уцелевшие бойцы под огнём и завесой дыма горохом скатывались по склону вниз.
Это было первое боевое крещение Расимки-Нацмена.
Сильно потрёпанная дивизия отошла в тыл на перегруппировку и получение нового пополнения. При отходе бойцы минировали дороги. Взрывали мосты, нефтебазы. Шесть человек, среди них и Расим с Федькой, были оставлены в тылу для выполнения задания по подготовке и взрыву большого зернохранилища и склада горючего. – Ничего не должно перейти захватчику! Солдатам давалось четверо суток. Они торопились: вот-вот должны появиться немцы. Успели! За трое суток справились и выполнили приказ командования. И после двинулись по указанному маршруту догонять своих.
Многими фронтовыми дорогами прошагал Расимка-Нацмен, закалился в боях, и не раз и не два смотрел он смерти в глаза. А для храбрости по привычке опрокидывал свои сто-сто пятьдесят спирточку, а то и побольше! Помогало. Он и секретные пакеты через передовую доставлял и в атаки поднимался, и у пулемётов лежал – палил из орудий прямой наводкой по врагу. Не щадил боец-Расимка своей жизни ради правды на земле!
– Давай, сынок, ребята на передовой голодные, – просил старшина.
И Нацмен – с автоматом и пищевыми термосами и пайками для защитников, четыре километра пробирается сначала по хлипкому мосточку, затем по-пластунски под обстрелом, по рытвинам и воронкам – ужом ползёт-торопится кормить ребят… живых.
Бойцы – в окопах. Над головами свистят пули. И – взрыв! Воронка. А на краю воронки… вырастает солдатик – Расимка! За спиной – термос с супом, в руке – термос с кашей! Парнишка увешан фляжками с чаем, водой и наркомовской водкой… Одна фляжка прострелена, и обливает Расимку кипятком. Но он этого не замечает, он рад, что добрался, что принёс горяченькую еду бойцам!
– Ребята! Налетай!
Его мигом стаскивают за ноги в воронку – фляжку-то с чаем подбил снайпер, и не исключено, что сейчас он метит и в самого Расимку.
Бои, бои. Подолгу не меняли бельё, не мылись в бане – не до этого. Вши кишмя кишели на каждом. «Мылись» ночами в сугробах! Или в ручьях и речках, если встречали на пути. Иногда, конечно, и машины помывочные подходили. Обносились вконец. Нательное и свитера, сапоги-ботинки снимали с немцев, да и со своих убитых, а что делать – не босиком же бегать! Частенько тыловики-снабженцы не торопились одевать солдат-защитников в чистое, свежее.
Старшина чертыхался:
– Прихожу к ним, а они сидят