Птица счастья. Тамара Москалёва
мерять надо! Ну и напихивали бойцы этакие стельки из пучков сена ли соломы между портянками и подмётками. Подошвы проволокой подвязывали к верху ботинок. После такого сооружения многие солдаты подхватывали простуду, а на ногах вспухали кровавые мозоли-пузыри. Вот и повоюй в таком виде! Ну Расимка и раздобыл немудрёные сапожные снасти, всюду их с собою таскал. Дратву в посылках Даша отправляла.
В часы затишья располагались бойцы где-нибудь в подходящем месте и занимались кто-чем. – Одни читали, письма писали. Другие крутили замызганный патефон с двумя пластинками: «Ах, эти чёрные глаза меня пленили…» Третьи чинили драные штаны, гимнастёрки и шинели. Расимка-Нацмен поудобнее садился на какой-нибудь ящик, закладывал себе в рот горсточку берёзовых гвоздочков и, напевая под нос свою татарскую песенку, одну за одной вынимал изо рта эти шпильки и ровненько с настроением вколачивал их в подмётку. Где-то далеко слышна канонада, видны дым и всполохи огня, а он выпьет спирточку для настроения и, знай себе, поёт да постукивает молоточком или орудует крючком и дратвой!
Сколько валенок, ботинок и сапог подбил-починил! Сколько ног солдатских от мозолей и ссадин уберёг из-за разбитой обувки. Скольких бойцов от простуд и болезней спас! Да, обувь на войне – важный пункт. Без еды солдат обойдётся несколько дней, а вот без обуви… какой он воин? И Расим всё это хорошо понимал. А на привалах он письма своей Даше писал, играл на губной гармошке и пел по-татарски про любовь, про красавицу-жену, про сынков-близнецов-богатырей, которых пока ещё не видел! Пел про скорую победу и обязательную встречу.
А на фронте всякое бывало: смешное и не очень. Уже и есть, что вспомнить!
Первые дни фронтовой службы. Ночь. Расимка – на ответственном посту: охраняет склады боеприпасов, что стоят вдоль дороги за высоким забором с колючей проволокой. Напротив – канализационная канава с бетонными рёбрами. Поперёк канавы – труба с полметра в диаметре. Труба служит мостиком для перехода с одной стороны дороги на другую. Тут же – караулка часового-Расимки. Белые отблески и пунктиры по чёрному небу: шарят прожекторы, летят трассирующие пули. Вдали слышны взрывы снарядов. Захватывающее зрелище! Нацмен как в гипнозе, раскрыв рот, любуется смертоносной красотою на куполе чёрного неба… Вдруг где-то совсем рядом, с бешеной силой грохнул взрыв! Расимка, напрочь забыл, что он – часовой! Сиганул со своего поста и пулей влетел в трубу-«мостик»! На полпути парень заклинился: ни взад, ни вперёд: трубу сто лет не прочищали! Чего там только не было! – Тряпки, бумага, камни, вёдра, кирпичи, колючая проволока… Расим чуть перевёл дыхание, и… до него дошло: он же бросил пост! Боже! Что он наделал? Это же трибунал! Вдруг обнаружили? Срочно – на поверхность! Тык-мык… никак! «Вот это втиснулся!» Полная закупорка! К тому же в парня насмерть вцепилась колючая проволока. Страх опутал Расимку! Но, «нет! не возьмёшь!» – заорал он и, что есть силы, стал продираться к выходу. Он толчками продвигался вперёд: в кровь исцарапался