Превратности судьбы. Анна Александровна Руженцева
как-то заметил Аркадий Петрович.
– Каждому своё. А я бы хотела быть сыщиком.
– Да? – с любопытством посмотрел он на меня. – А что же вам мешает?
– Здравый смысл.
– И это правильно! – Я немножко биделась.
Писать я почти ничего не писала. А на литобъединение ходила. И каждый раз Аркадий Петрович провожал меня до дома.
– Почему вы ничего не пишете?
– А зачем? Как Чехов или Моэм – не напишешь, а бумагомарателей и без меня найдётся много. Достаточно, что я веду дневник.
– Ну, это вы напрасно. Самовыражение даёт возможность постичь себя, будит подсознание.
– Что-что?
– Подсознание, – серьёзно ответил он.
Около дома продолжали говорить, спорить. Потом он уходил.
Как-то Шура сказала:
– Смотри, Анютка, не влюбись! Это опасно. Он человек семейный. У него прекрасная, образованная жена, музыкант, и две девочки-погодки – одиннадцати и двенадцати лет. Жена осталась с ним здесь. А могла бы жить в Москве. Она великолепная пианистка. Они все неплохо рисуют. В общем, дом очень интересный.
– Н-да?! Да нет, Шур, не бойся за меня. Я воробей стреляный. А потом, если даже и влюблюсь, буду любить его, как ты – всю жизнь.
Шурка вспыхнула, посмотрела на меня и вдруг расплакалась. Плакала совсем по-детски, горько-горько и всхлипывала.
– Ну что ты, Шур! – И чтобы разрядить обстановку, я сказала: – Будем жить вместе. Ты уже будешь такая старенькая-старенькая, беззубая, как Наина из «Руслана и Людмилы». А я чуть помоложе. Буду за тобой ухаживать, подавать тебе воду, например. А ты мне, шамкая, будешь говорить: «А мы ш тобой всё верны нашей любви». Ха-ха-ха.
– Глупая-глупая девчонка! – И совсем по-детски кинула в меня подушку.
Я же вошла во вкус:
– Мы будем продолжать жить с тобой в этой избе, а кругом будет почти космический город…
Легли спать поздно. Всё болтали и болтали. Шура разоткровенничалась. такого с ней никогда не бывало.
На заводе я освоилась. Конечно, работа мне не нравилась. Но жизнь в коллективе была очень интересной. Иногда прямо с ночной смены шла в далёкий поход или участвовала в каких-то других мероприятиях. Больше же всего мне нравилось общаться с Аркадием Петровичем. Я уже говорила, что на заводе его любили и уважали. Да и, вообще, в городе он был одной из самых заметных личностей, если не сказать – самой. Он был очень загружен: работа, семья, бесконечные совещания, то на заводе, то в области. Когда он не мог вести литературный кружок, его заменяла заведующая городской библиотекой Мира Крайнева. И тогда я приходила туда только из чувства приличия. Ну а если он вёл кружок, то я буквально бежала туда, предвкушая нашу с ним прогулку до моего дома. Влюбилась ли я в него? Да конечно, да… А как можно по-другому?! А вот как он ко мне относился, оставалось большой загадкой.
И уже через год, перед отъездом в Москву, когда я пришла к нему попрощаться, он очень удивился:
– Так вы же должны выработать стаж. А это – два года.
– Попробую