Время терять и время находить. Кирилл Эдуардович Коробко
из двадцатого века… Он вспомнил, что он потерял… но сказать это епископу и рыцарю почему-то не решился.
Он сказал сдавленным голосом:
– Вы знаете, друзья мои, эта болезнь настолько вышибла меня из колеи…что… Я практически ничего не помню. Боюсь, вам придется учить меня заново…
Отправление
Яков подошел к дверям в пиршественную залу. Он был бос, одет в грязную холщовую тунику, в руке держал сучковатый посох. На груди, поверх туники, болтался палисандровый крестик, на простом, мочальном гайтане. Стоящие перед дверью рыцари, в полной броне, с интересом уставившись на Якова, но не заступили ему дорогу. Он счел это, как разрешение войти, и потянулся к массивной ручке.
– Не советую вам соваться туда, ваше высочество, – прогудел из-за забрала добродушный голос того, что стоял слева.
Из-за двери неслись пьяные вопли. Громче всего слышался рокочущий бас короля.
Яков внимательно посмотрел на рыцаря слева. Из-за решетки на него, улыбаясь, смотрели карие глаза.
Чувствовалось, что этот человек к нему расположен.
– Почему же? Я должен увидеться с дядей.
Рыцарь издал звук, который Яков счел за смешок. Он поднял руку и открыл забрало.
– Ваш дядя сейчас не в том состоянии, чтобы дать вам аудиенцию, – ответил рыцарь. – Его величество с самого утра предается возлияниям. Боюсь, показавшись ему на глаза, в этом рубище… вы только вызовите его гнев!
Яков, за прошедший месяц, уже немного освоился в этом огромном дворце, а многих рыцарей знал по именам. Он узнал сэра Валентайна.
– Дорогой сэр Валентайн, – как можно сердечнее сказал Яков, – я хочу увидеть дядю, чтобы попрощаться с ним. Я отправляюсь в паломничество.
Глаза сэра Валентайна выразили удивление и уважение. Второй рыцарь с интересом прислушивался к диалогу. Сэр Валентайн сказал почтительно:
– Вот как, ваше высочество? Это весьма благочестивый поступок! Полагаю, вашего дядю все же следует поставить в известность.
– Может быть, отложить аудиенцию до утра, ваше высочество? – вмешался второй рыцарь.
Яков повернулся к нему. Тот тоже поднял забрало. Лицо было незнакомо Якову.
– Вчера мой дядя тоже предавался возлияниям, – возразил ему Яков. – С самого утра. И сегодня, как видите, тоже празднует. Боюсь, завтра повторится та же история. – Он помолчал, разглядывая рыцаря. – Прошу простить, меня, любезный сэр… я… эээ…после болезни многого не помню. Не угодно ли вам назвать мне ваше имя?
Тот ответил, попытавшись поклониться, что не очень то удалось в броне:
– Я сэр Оливер Стоун из Йоркшира.
Яков вернул ему полупоклон, вгляделся ему в лицо, запоминая.
– Благодарю вас, сэр Оливер. Думаю, любезные сэры, нынешний час не лучше и не хуже, чем любой другой, для получения аудиенции у моего дяди. Поэтому прошу пропустить меня.
Сэр Оливер пожал плечами, насколько позволяли доспехи.
– Мы вас и не задерживаем. Мы с сэром Валентайном не имеем указаний – пускать или не пускать вас в пиршественный зал. По правде