Время терять и время находить. Кирилл Эдуардович Коробко
на сэра Джона. Этот здоровяк стоял рядом, и внимательно смотрел на него карими глазами. Огромный нос сэра Джона напоминал картофелину, которую испещрили тонкие склеротические жилки. Лицо немного дряблое, короткая седая бородка, усы он брил. Яков почувствовал вдруг к нему внезапный прилив симпатии.
– Сэр Джон…– прошептал он вполголоса.
Тот сделал шаг вперед, наклонившись пониже.
– Сэр Джон, я проголодался… но боюсь, мама опять будет говорить, что мне можно, а что нельзя. Я совершенно точно знаю, чего хочу. Я хочу куриного бульона со ржаными сухариками, но не знаю, удастся ли мне их получить…
Сэр Джон усмехнулся понимающе, отчего стал еще более симпатичен Якову.
– Не беспокойтесь, ваше высочество, я распоряжусь. А ее величество, королева Беренгария, похоже, собирается отлучиться по своим делам. Так что, от нравоучений вы будете, на некоторое время, избавлены.
Действительно, королева, переговорив с епископом, подошла к кровати Якова. Истово его перекрестив, она величественно, как на параде, повернулась, и выплыла из комнаты. Сэр Джон стал вполголоса что-то втолковывать служанке.
Епископ подошел поближе, и тоже остановился перед Яковом. У епископа Клайффского было холеное породистое лицо, бледное и бритое. Умные глаза смотрели на Якова с нескрываемой заботой. Яков решил выведать побольше. Он начал издалека.
– Монсеньер епископ… скажите, в моем состоянии это обычно?
– Что вы имеете в виду, сын мой?
– Я ощущаю сильнейшую слабость. Я даже сам не могу вылезти из-под одеяла.
– Да, ваше высочество. Больные, перенесшие холеру, всегда очень слабы. Не беспокойтесь. Теперь вы быстро пойдете на поправку, раз Господь смилостивился над вами. Что еще вас беспокоит?
– Мне кажется, что я многое забыл. Я не помню, где я нахожусь, какое сегодня число, и что я собирался делать перед тем, как заболеть.
– Это не удивительно, сын мой. У вас был очень сильный жар, а в таком состоянии, как известно, люди могут бредить. Сегодня двенадцатое марта, вы находитесь в своих покоях.
Яков решил рискнуть:
– Ваше преподобие, может, вы заодно назовете год? Я и год-то не помню…
– От рождества Господа нашего Иисуса одна тысяча двести пятнадцатый.
Он ахнул:
– Тысяча двести…вот дерьмо…
Яков понял, что его сознание отказывается принять эту цифру, поскольку был уверен, что ему знакома другая дата. Но какая? Он почему-то вдруг подумал о тысяча девятьсот восемдесят восьмом, когда закончил школу и …
Он закончил школу? И, между прочим, вслед за школой, он закончил колледж и институт… Но его называют мальчишкой и…
Он уже открыл рот, чтобы попросить зеркало. Но последний миг передумал. Он решил, что всегда может это сделать, когда останется один. Кроме того, он не был уверен, что в доме, где нет канализации, ванной и душа (откуда он знает эти слова, кстати?) может найтись зеркало. И эта путаница с датой…
Вместо этого он уставился на свои руки. Предплечья, запястья, кисти были покрыты непонятными