Вдыхая тень зверя. Евгения Якушина
объявил он, убедившись, что Дмитрий Николаевич способен воспринимать его слова. – Если этого окажется недостаточно, я прикажу пытать вас более жестоко.
Руднев решил, что пора дать слабину.
– Что вы от меня хотите? – еле слышно проговорил он.
– Я хочу знать, кто заказал вам и Терентьеву нанять этого человека и для какой цели? – усатый снова помахал перед носом Руднева пресловутой тетрадью.
Поворот оказался для Дмитрия Николаевича неожиданным. Менее всего он предполагал, что ему предъявят обвинение в посредничестве между неким заказчиком преступления и преступником.
– Мы никого не нанимали, – помотал головой Руднев. – Это просто досье из архива Анатолия Витальевича.
– Почему оно было при вас?
А вот на это вопрос Дмитрий Николаевич не знал, как ответить, чтобы не подставить ещё и Савушкина.
– Кому вы должны были его передать? – не дождавшись ответа, снова стал задавать вопросы человек во френче. – Тому человеку в Балихинском доме? Кто он? Почему вы его убили?
– Я никого не убивал. И никому ничего не должен был передавать. Я случайно оказался в том доме, – простонал Руднев, понимая, что сейчас его снова начнут бить.
Но начальник жестом остановил своих интеллигентных костоломов.
Он рванул Дмитрия Николаевича за шиворот, подтащил к столу, положил перед ним лист бумаги и сунул в руку карандаш.
– Нарисуйте его! – приказал он.
– Кого? – не понял Руднев.
– Его! – человек во френче шваркнул по столу тетрадью. – Как он выглядит?
– Я не знаю! – ответил Дмитрий Николаевич.
У него мелькнула безумная мысль, что карандаш достаточно остёр для того, чтобы приставить его к горлу усатого, и, прикрываясь заложником, попробовать бежать. Но мысль эта очевидно посетила не только его, поскольку, не успел он её додумать, как почувствовал приставленное к затылку дуло.
– Я не знаю, как выглядит преступник из этого досье, – повторил Руднев, откладывая карандаш. – Я никогда его не видел.
– Действуйте, – процедил человек во френче обращаясь к заплечных дел мастерам.
Дмитрия Николаевича успели ударить лишь пару раз, и тут в дверь кабинета без стука вбежал Балыба.
– Кто вам позволил войти?! – рявкнул усатый, взмахом руки прерывая экзекуцию.
Не обращая внимания на окрик, Балыба подошёл к начальнику и что-то прошептал ему на ухо. Тот заметно вздрогнул и уставился на Руднева с каким-то странным выражением, в которым мешались ненависть и опасливость.
– В Бутырку его, – проговорил он, цедя слова через оскаленные зубы. – И намекните там, что это полицейский прихлебатель.
– Пшёл, сука! – прошипел тюремщик и впихнул Дмитрия Николаевича в камеру.
За спиной Руднева лязгнул засов и хлопнула дверца смотрового оконца.
Дмитрий Николаевич замер, пытаясь совладать с накатившим на него отвращением к тюремному смраду и грязи, отвращением столь сильным, что оно в тот момент заглушало в нём