Вдыхая тень зверя. Евгения Якушина
свой гнев не смогли и в приступе безумной ярости разделались с её кавалером. Перепачканные кровью руки вы пытались оттереть обнаруженным на вешалке пальто. Что скажете? Так дело было?
По окончании триумфальной речи Велизара Евграфовича Котов одобряющее зааплодировал. Могут же эти перелицованные царские сатрапы хоть иногда дело говорить! Савушкин, напротив, тихо охнув, прикрыл лицо рукой, а задержанный уставился на Маркизова так, будто бы тот не обвинения в его адрес высказал, а сплясал на столе Камаринскую. Велизар же Евграфович вдохновенно продолжал.
– Настоятельно рекомендую вам, гражданин Руднев, далее не запираться. Дайте правдивые показания, и я зафиксирую их как ваше чистосердечное признание. Это смягчит вашу участь. Суд также непременно учтёт тот факт, что вы не пытались скрыться с места преступления и даже лично велели гражданке Прониной вызвать милицию. Всё это говорит в пользу того, что убийство было совершенно вами в состоянии умоисступления…
– Прекратите, Маркизов! – взмолился Дмитрий Николаевич. – Иначе у меня и впрямь от вашей чуши случится умоисступление!
– Чушь, говорите? – сердито прищурился Велизар Евграфович. – Утверждаете, что я полностью ошибся в своих предположениях?
– Да! – выпалил Руднев, но, взглянув на Савушкина, который укоризненно качнул головой, поправился. – Не полностью…
Дмитрий Николаевич был человеком во многих вопросах талантливым, в частности, был он наделён недюжинным актёрским даром, но вот убедительно врать у него никогда не получалось. Кривя душой даже в малой степени, он неизменно приобретал вид нашкодившего мальчишки, смущённо и неумело пытающегося выкрутиться и оправдаться. Стремясь преодолеть этот свой недостаток, Руднев даже просил помощи у Савушкина, страстно увлекающегося психологией и цитирующего по памяти Ломброзо, Тарда и Крафт-Эбинга25. Савелий Галактионович педантично и с научными обоснованиями перечислял Дмитрию Николаевичу все демонстрируемые им признаки лжеца, но толку от этого не было никакого. Чем больше Руднев пытался контролировать свои движения, мимику и дыхание, тем очевиднее выдавал свой обман.
Не сомневался Дмитрий Николаевич, что и сейчас фальшь в его словах оказалась очевидна не только сердцеведу-Савушкину, но двум другим сыщикам, давать повод для недоверия которым было совсем не в его интересах. Понимая это, Руднев неохотно признался:
– Вы не ошиблись в характере моих отношений с госпожой… гражданкой Эпельгольц. Но это единственное, в чём вы оказались правы. В остальном ваши предположения – чистый вздор. Повторяю, я не убивал того человека. И я не знаю кто он. Проверьте отпечатки на ноже, сопоставьте время, ещё раз опросите свидетелей, и вы убедитесь в моей невиновности…
– Это ж за каким псом мы станем вашу невиновность доказывать, гражданин убийца?! – обалдев от буржуйской наглости, возмутился Котов.
Руднев посмотрел на него зло и презрительно.
– Во-первых, гражданин
Чезаре Ломброзо, Жан Габриель Тард, Рихард фон Крафт-Эбинг – основоположники психологического направления в криминологии.