Вдыхая тень зверя. Евгения Якушина
с ног до головы.
– Из карцера, – поправил Руднев. – Хотя разница, на мой взгляд, невелика.
Тут в гостиной появился Никифор с чаем и пледом, и они на пару с Белецким принялись устраивать Дмитрия Николаевича на диване, кутая и обкладывая его подушками. В обычное время Руднев терпеть не мог суеты вокруг своей персоны, но сейчас избыточная и трепетная забота воспринималась им охотно и с благодарностью.
Из кухни выкатилась радостная и деловитая Настасья Варфоломеевна, таща целый поднос невероятно вкусно пахнущей еды.
– Вот, барин, откушайте! – зачастила женщина. – Хлебушек свежий. Картошечка на маслице сливочным. Кулеш с мясцом куриным белым. Молочко томлёное.
Было просто непостижимо, когда Настасья Варфоломеевна всё это успела состряпать и где взяла свежий хлеб, молоко, масло и курицу.
Белецкий, однако, кухаркин энтузиазм остудил, заявив, что изголодавшемуся Дмитрию Николаевичу сразу усердствовать с едой никак нельзя, и велел оставить для него лишь порцию супа, которую ещё и перетёр в неприглядную кашицу. Впрочем, Руднев не привередничал, находя, что и перетёртый кулеш несравненно вкуснее и сытнее тюремной баланды.
– Как вам удалось выйти из тюрьмы? – спросил Белецкий, когда Дмитрий Николаевич опустошил тарелку.
– Я тебя хотел об этом спросить, – удивился Руднев. – Разве меня не твоими молитвами выпустили?
– Молитвами, может, и моими, – не стал возражать Белецкий, – но всякая иная инстанция, кроме небесной канцелярии, оставалась глуха к моим обращениям.
– Так может, Савушкин добился?
Брови Белецкого строго сошлись у переносицы, как это всегда бывало, когда его воспитанник Митенька Руднев умудрялся вытворить что-нибудь, выходящее из рук вон.
– Савушкин добился того, что с вас сняли подозрение в убийстве! – жёстко отчеканил Белецкий. – Он на собственные деньги купил у мясников кровь, перепачкал половину костюмно-гримёрного депо и доказал, что пятна крови на вашей одежде появились путём переноса. А ещё запросил экспертизу у какого-то там бывшего профессора из Университета о происхождении этой крови, и тот дал официальное заключение, что она не человеческая, а коровья с примесью чего-то, что не давало ей свёртываться. В общем, если бы не Савелий Галактионович, ваши опрометчивость и беспечность имели бы для вас катастрофические последствия! Как вы могли быть столь неосмотрительны, Дмитрий Николаевич? Зачем вы устроили эту глупую слежку? Почему не дали мне знак? В квартиру ту на кой чёрт сунулись? Можете вы всё это объяснить?!
Руднев ничего объяснить не мог. И не потому, что не находил оправданий или убедительных обоснований для своих деяний, поставленных ему Белецким в укор, а потому, что упрёков друга он даже и не слышал. Дмитрий Николаевич крепко спал, обессиленный пережитым кошмаром и убаюканный покоем Пречистенского дома.
Глава 7
Загадка освобождения Дмитрия Николаевича пополнилась новыми подробностями несколько