Оскар. Евгений Толкачев
и посмотрел вожделенную картину.
– А, помнишь, тот подпрыгнул и ногой ему в грудь? А этот ему как дал…
Молодняк стонал от зависти, ведь дети до шестнадцати лет на сеанс не допускались.
Тетя Мотя – гренадерского роста и вида женщина, язык не поворачивался назвать ее старухой (а было ей, без малого, семьдесят) в очках с чудовищными линзами (любимый фасон криминальных боссов из картин Мартина Скорсезе и Брайана де Пальмы), единолично заправляла сельским клубом, совмещая должности художника, завхоза, кассира-билетера и директора.
О такой ерунде как «возрастной ценз» Матрена Степановна, отродясь не слыхала, за что Оскар был ей безмерно благодарен.
Он посмотрел «Графа на Мотоцикле» – оказавшимся (простим пенсионерке Моте ее подслеповатость и незнание истории) «Графом Монте-Кристо» с Жаном Маре, и, конечно же, «Генералов».
Когда Оскар, неуверенно улыбаясь, чувствуя, что делает что-то противозаконное, протянул в окошко кассы деньги, ему через пятнадцать секунд – очень долгие, растянувшиеся и застывшие во времени пятнадцать секунд, натруженная загорелая рука выдала синенькую полоску билета с плохо пропечатанными цифрами.
Оскар от удовольствия зажмурился, ощутив желание захлопать в ладошки. «Как просто!» – подумал он не без гордости, и сразу повеяло чем-то приятным, тревожным и неприличным.
Зал ломился битком. Сидели на табуретках, взятых из красного уголка, на полу, стояли в проходах. Распахнули настежь все двери, но все равно стояла банная жара.
Оскар, не замечая оранжерейной температуры, затаив дыхание, смотрел на экран, где стремительно разворачивались события. Неизбежный весельчак – зритель по ходу фильма отпускал комментарии – зал грохал, и добрых две-три минуты совершенно невозможно было услышать реплик героев; порвалась пленка, что конечно вызвало шумное недовольство; забежала не в меру любопытная дворняга: кто-то свистнул – псину как ветром сдуло.
В липкой духоте клуба вспыхнул свет.
В окошко кинобудки высунулся Иван «Миклован».
Машинист-бульдозерист широкого профиля, а по выходным киномеханик издал сосущий звук, как будто в одном из зубов была дырка, и доложил взопревшим, щурившимся зрителям, что вторую часть еще не подвезли из райцентра.
Народ загудел, на что Иван, захваченный фильмом не меньше остальных, предложил самому сгонять за продолжением. Шесть километров в обе стороны. Раз плюнуть.
Одобрили единогласно и, теснясь, повалили на воздух.
В красном уголке восторженно храпела тетя Мотя.
На воле сладко пахло лесом. Темнели поля за рекой. Оглушительно пел соловей, сидя на кусте бело-розово-фиолетовой сирени. Над заросшим дикой малиной погостом зарождался туман. Карусель мотыльков вертелась вокруг висящего над входом в клуб прожектора.
День угас.
В безрукавном тельнике, подсученных до колен трико, короткий и широкоплечий, с «Памиром»